Созидательный реванш (Сборник интервью)
Шрифт:
— Поясните, что это за традиция?
— Первым читателем моей повести «ЧП районного масштаба» стал ваш главный редактор Павел Гусев. Впрочем, нет, не читателем, а слушателем. Зимой тысяча девятьсот восемьдесят второго года он приехал ко мне в Переделкино, и я всю ночь читал ему еще горячую рукопись. Кстати, редактором он тогда не был. А как только его назначили, он сразу напечатал главу «Собрание на майонезном заводе». И получил за это свой первый редакторский выговор. С тех пор в течение двадцати пяти лет перед выходом каждой новой вещи я всегда отдаю фрагмент вам в газету. И вот теперь — «Гипсовый трубач».
— Почитаем.
— Экий вы скорый! Ведь выходит только первая часть романа. И я сейчас дописываю вторую.
— Когда допишете?
— Бог даст, в новом году.
— А пьесы? Что с пьесами? Я вот недавно, признаюсь, ходил в Театр сатиры на ваш «Хомо эректус» в постановке Житинкина. Впечатляет. Зал на тысячу триста мест. Переаншлаг. Зрители три часа хохочут, а выходя, чуть не плачут под впечатлением от неожиданной и грустной концовки. Теперь собираюсь во МХАТ на «Халам бунду»… Вы ведь сейчас один из самых востребованных драматургов.
— Не жалуюсь. Только в одной Москве у меня идет шесть пьес. «Козленка в молоке», например, в Театре имени Рубена Симонова, за десять лет сыграли уже триста тридцать раз, и всегда при переполненном зале. Мои пьесы широко ставят в России и СНГ. Недавно летал в Ереван. Там в русском театре имени Станиславского состоялась премьера «Левой груди Афродиты», блестяще поставленной Александром Григоряном. Правда, есть одна проблема. Многие из нынешних режиссеров предпочитают почему-то унылые перелицовки классики или помойно-наркотическую чернуху. Зритель не идет, в репертуаре не задерживается, зато «Золотая маска» тут как тут. Острой, современной, социальной трагикомедии, той самой, которую так любит зритель, они боятся. Когда Станислав Говорухин принес одному худруку, кавалеру ордена «За заслуги перед Отечеством» первой степени, наш «Контрольный выстрел», тот воскликнул, прочитав: «Стасик, ты хочешь поссорить меня со всеми моими спонсорами!» Вот как! При советской власти боялись ЦК. Теперь спонсоров…
— А что нового вы написали для театра?
— Мелодраму «Одноклассница». Впрочем, это не чистая мелодрама, там много смешного, но печального больше. Такая жизнь. Вещь получилась острая, на грани фола и, конечно, ехидная… Режиссеры побаиваются, они разучились ставить сложные пьесы, где один жанр перетекает в другой, а степень неприятия сегодняшней жизни грозит неприятностями. Но именно на такие пьесы идет зритель, именно такие книги раскупает читатель…
— И «Гипсовый трубач» тоже такой?
— Такой, такой…
Карась с клешнями
В издательстве «Астрель» выходит новый роман Юрия Полякова «Гипсовый трубач, или Конец фильма». Известный автор, получивший на днях за свои книги Большую Золотую медаль Бунина, охотно ответил на вопросы корреспондента «ЛГ».
— Поздравляем вас от имени возглавляемого вами коллектива!
— Спасибо. Тронут. Не ожидал.
— Насколько я помню, впервые о намерении написать роман под названием «Гипсовый трубач» вы сообщили в интервью лет пятнадцать назад…
— Если не больше!
— За эти годы выйти в свет ваши романы «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег», «Грибной царь»… Вы сделались драматургом. Ваши пьесы теперь широко идут по стране и за рубежом. А что же происходило все это время с «Гипсовым трубачом»?
— Он созревал. Я честно садился за него после окончания каждой из названных вами вещей, но, сочинив несколько страниц, откладывал в дальний ящик.
— Почему?
— Не знаю… Каждой книге — свое время. Когда, допустим, человека вдруг назначают на высокую должность, а он к ней не готов, это сразу всем заметно. В литературе происходит то же самое. И понимание того, готов ли ты как писатель к воплощению замысла, — это один из главных признаков профессионализма, а возможно, и таланта. Кстати, история литературы знает немало случаев, когда сюжет, родившийся в малоодаренных мозгах, потом становился подлинным искусством под пером совсем другого, готового к нему писателя.
— Так это не ваш сюжет?
— Мой, мой, успокойтесь!
— Значит, созрели наконец?
— Наверное. Читательская оценка покажет. Для меня это главный критерий.
— А критика?
— Объективной, качественной критики у нас теперь почти нет. Есть люди, оценивающие чужие сочинения с точки зрения интересов своей литературной группы, политической тусовки или по законам премиальной возни. Но и они делают это с неохотой, стараясь при первой возможности перебежать «в писатели». Любопытно, что как писатели они уже не ждут милости от критики, а тщательно организуют, продавливают положительные рецензии на свои сочинения, а также старательно заручаются поддержкой в премиальных жюри. Это я говорю со знанием дела, как главный редактор со стажем…
— И что же это за роман — «Гипсовый трубач»?
— Сам не знаю… Свободный роман. Поначалу я собирался написать рассказ про любовь, случившуюся в пионерском лагере.
— Что-то вроде «Пионерской Лолиты»?
— Упаси бог! Я нормальный человек — и мои герои тоже нормальные. Меня чрезвычайно интересует другое: совмещение в одной человеческой судьбе двух эпох — советской и постсоветской. Но рассказ так и не написался. Потом, когда мои ранние повести начали экранизировать, я столкнулся с миром кино. И мне захотелось сочинить смешную повесть о том, как режиссер и писатель сообща изготавливают сценарий. Ведь это интересный и очень забавный процесс: два человека, ссорясь и подначивая друг друга, из абсолютнейшего жизненного сора, обрывков чужих судеб, обломков своих нереализованных замыслов, из каких-то глупых историй, придуманных или услышанных, постепенно создают параллельную действительность. И она, эта действительность, иной раз оказывается такой яркой, что затмевает самих создателей, более того, неким мистическим образом воздействует на их реальную жизнь…
— А где они пишут сценарий, в Переделкине?
— Ну что вы! Я не настолько жесток, чтобы поселить моих героев в нынешнем Доме творчества «Переделкино». Режиссер Жарынин и литератор Кокотов сошлись в придуманном мной Доме ветеранов культуры «Ипокренино». В восемьдесят шестом — восемьдесят седьмом годах я довольно долго жил в Доме ветеранов кино в Матвеевском. Там с Евгением Иосифовичем Габриловичем мы писали сценарий про любовь инструкторши райкома (ее должна была сыграть Ирина Муравьева) к театральному режиссеру, совершенно запутавшемуся в себе.