Созвездие верности
Шрифт:
– В общем, поскольку отец уезжает, ты ждешь помощи от меня, правильно?
– Да. Ты нравишься Майклу: когда он пришел домой после прогулки на твоем коне, я просто не узнал его – парень был безумно счастлив. Думаю, он поговорит с тобой… и еще я надеюсь, что пойдет на все, чтоб ты гордилась им.
– Но как же вы с Элизабет?
– Сейчас он для нас потерян, – вздохнул Зеб. – Я не могу тебе толком ничего объяснить, и от этого мне еще хуже, но он не хочет иметь с нами ничего общего. За прошедшие годы, похоже, мы здорово
– Это не только ваша проблема. В Америке полно таких семейств, где дети несчастны.
Зеб замер. Он покраснел, но его голубые глаза были яснее чистого неба.
– Он ребенок родителей, которые никогда не любили друг друга, – тихо ответил Зеб, и Румер ощутила, как спина у нее покрылась мурашками. – Согласись, такие условия – не лучшая обстановка для взросления единственного сына…
– Зеб, – она подняла ладонь, словно защищаясь и не желая слышать его слова о неудачном браке с Элизабет.
– Никогда, Румер! – возразил он. – Никогда, с самого первого дня! Это была ошибка…
– Прекрати! – крикнула она. – Мы сейчас говорим о Майкле! Он живой человек, он не ошибка, неужели ты не понимаешь? При чем здесь мальчик, которого родили люди, не любившие друг друга?
На них стали оглядываться покупатели и посетители бара. Оттого, что Зеб смотрел ей прямо в глаза, у Румер расшалилось сердце. Будто намереваясь взять ее за руки, он начал медленно возить ладонями по столу. Их указательные пальцы соприкоснулись, и она отпрянула. Опять удар током!
– Румер, прошу, выслушай меня, – сказал Зеб. Но в ответ она замотала головой.
– Я обязательно помогу тебе с Майклом, – спокойно сказала она. – Чем угодно. Я знаю, что мой отец поступил бы так же. И кстати, ты знал о его планах?
Зеб открыл рот, словно раздумывая над тем, чтоб перевести беседу обратно на тему о Майкле. Но потом решил, что не стоит, и признался:
– Да, со вчерашнего дня. Он сказал, что не будет трезвонить об этом, пока не обсудит все с тобой.
– А ты случайно не подначивал его? – спросила Румер. – Потому что мне бы очень не хотелось этого.
Зеб сухо рассмеялся.
– Будто он стал бы меня слушать; да и ни к чему мне его подначивать. Он сам принял решение, Румер, – это его миссия.
Она покачала головой.
– Я знаю, что он любит море и тоскует по родным местам. Но чтобы он вот так взял и поплыл в Ирландию через Канаду… Это же безумие!
– Как и полеты на Луну, – кивнул Зеб. – Но ведь люди туда летают.
– Тебе не кажется, что это плохой пример? У астронавтов есть оборудование, поддержка…
Словно размышляя над ее словами, Зеб с минуту помолчал, а потом сказал:
– Твой отец ничем не отличается от них. У него есть отличный парусник; и он сможет заручиться твоей поддержкой… с твоего согласия, разумеется.
– Не дави на меня, Зеб. Я еще пока не готова
– А, этот ящик, – Зеб вдруг помрачнел.
– Сколько же тут наших старых знакомых, – улыбнулась Румер, перебирая бумажки и вспоминая прошедшие времена, когда они с Зебом тоже оставляли здесь записки друг другу.
– Смотри-ка, – сказал Зеб. – Вот наши инициалы, что я вырезал ножом. – Он начал водить кончиками пальцев по дубовой крышке, поглаживая буквы ЗМ + РЛ. И у Румер снова по коже побежали крохотные электрические разряды, как будто он трогал ее, а не стол.
– Дети по-прежнему пользуются этим ящиком, – сменив тему разговора, сказала Румер.
– По-прежнему – и навсегда. – Зеб запустил руку в ворох бумажных обрывков. – Ага, вот: «Пойдешь во вторник на пляж смотреть кино? Я принесу одеяло и что-нибудь от насекомых., а ты приноси себя.»– Они немного посмеялись.
– Да, в этом ящике полно летней любви, – сказала Румер, и неприятная дрожь снова вернулась к ней.
– Летняя любовь – штука сложная. И изменчивая, как море. То прилив, то отлив…
– Почему? По-моему, совсем наоборот – ведь это солнце, счастье…
– Потому и сложная, Румер. Она оторвана от реальности. Люди влюбляются на пляже, но они не могут унести с собой в зиму песок и море. Это отнюдь не просто. А зачастую даже невозможно.
Румер закрыла глаза. Зеб и Элизабет? Или он имел в виду их детские отношения? Лед растекся у нее по жилам. Ей хотелось замять эту беседу и покончить с этой встречей. Она уже собралась сделать последний глоток чая, как услышала шлепанье босых ног по деревянному полу «Фолейс».
– Вон, смотри – ветеринар!
– Точно, это доктор Ларкин, она делает уколы нашему псу.
– Скажи ей!
Оглянувшись, Румер увидела девчонку, на всех парах летевшую к их столику. Влажные каштановые волосы развевались у нее за спиной, ее рот был открыт в немом отчаянии, а следом за ней поспешали еще трое десятилетних ребятишек. Румер уже встречала их на пляже и узнала девочку, это была Алекс, дочка Джейн Ловелл.
– Доктор Ларкин, там раненый поморник!
– Что с ним, Алекс?
– Мне кажется, он проглотил что-то острое. Он задыхается, и у него из клюва идет кровь.
– Где? – Румер кивнула Зебу и быстро зашагала к выходу из магазина.
– На кладбище. Мы пошли туда, чтоб рассказывать страшилки под дождем; и вот мы сидим под большим деревом, там, где земля посуше, как вдруг из могил раздается этот ужасный звук…
– Я подумала, что это привидение, – сказала другая девчонка.
– Ларкин, на велосипед, – Зеб догнал ее, снял свой дождевик и набросил ей на плечи. – Давай.