Спальни имеют окна
Шрифт:
– Не понимаю, о чем вы говорите! – воскликнула Клэр с негодованием.
– Я знал, что, как только это дело откроется, Дональд ни за что не придет в контору. Уж слишком он сообразительный. Он обязательно пойдет туда, где, как он думает, его никто не станет искать. А оттуда позвонит Берте и попросит, чтоб она пришла к нему. Поэтому я и не стал его искать, а просто торчал у конторы и следил за Бертой. Как только она отправилась сюда, я потащился за ней. Я совершенно уверен, что она приехала сюда, чтобы встретиться с Лэмом.
– Ты ненормальный, Фрэнк! Ни с каким Дональдом я не разговаривала. Я представления не имею, где находится этот поросенок.
– Меня не проведешь, Берта. Ты можешь верить или не верить в то, что он убийца, но вы ведь компаньоны… И ты наверняка постараешься заполучить у него всю информацию по делу, прежде чем его упекут за решетку. Ведь расследование придется завершить тебе, если, конечно, ты хочешь немного заработать.
– Великолепная идея! Если бы я знала, как с ним связаться, я бы обязательно сделала это. А приехала я сюда потому, что эта молодая особа дала нам чек на двести долларов, не обеспеченный денежными средствами.
– А, да-да. Знаю, – сказал Селлерс. – Я хочу осмотреть квартиру.
– Осматривай, – сказала Берта. – Но ты все равно его не найдешь, потому что его здесь нет. Держу пари. Согласен?
– Сколько ставишь? – спросил Селлерс.
– Пятьдесят долларов, – быстро сказала Берта.
– Давай! Согласен.
Этот вызов явно обеспокоил Селлерса. Он долго молчал и наконец сказал:
– Пари не заключаю, а квартиру все равно осмотрю.
– Вы не имеете права устраивать обыск в моей квартире, – сказала Клэр.
– Такова награда за труды. Увы! – заметил Селлерс.
– Но вы не имеете права. У вас нет ордера на обыск. Вы врываетесь в чужой дом и… Откуда я знаю, что вы полицейский?
– Берта знает, что я полицейский, – сказал Селлерс. – Почему ты не хочешь, чтобы я обыскал квартиру, сестренка?
– Потому что это моя квартира. И мне не нравится, что полиция врывается в дом и устраивает обыск в любое время, когда ей вздумается.
– Все еще хочешь заключить пари? – спросил Селлерс Берту.
Последовала долгая пауза, потом Берта сказала с большим сомнением в голосе:
– Ставлю десять долларов.
– Поставь двадцать пять, – сказал Селлерс.
– Нет, десять. Это мой предел.
– Ты сбросила сорок долларов.
– А ты запел на другой лад.
– Ладно, – сказал Селлерс, – ставлю десять долларов. Посторонись, сестричка. Что за этой дверью?
Я слышал, как Клэр самоотверженно сражается с Селлерсом.
– Черт бы вас побрал, – говорила она, задыхаясь, – вы не имеете права. Вы…
– Посторонись, сестра, посторонись, – говорил Селлерс.
Замок щелкнул, дверца распахнулась, и… я вывалился наружу.
– Так-так, – сказал Селлерс. – Первая погремушка вывалилась из ящика. Входи, Лэм.
Я вошел в комнату.
Берта вскочила как ошпаренная. Глаза ее метали молнии.
– Ах ты чертов сукин сын! – визжала она. – Ты обошелся мне в десять долларов.
Фрэнк Селлерс покатился со смеху.
– Хорошо, – сказал он, – очень хорошо.
– Как ты мог, ты, неблагодарный… – Берту душил гнев.
Клэр беспомощно на меня посмотрела.
– Все в порядке, Клэр, – сказал я. – Вы, должно быть, вышли позвонить. Дверь была открыта, и я вошел, решил подождать, когда вы вернетесь. Но вдруг раздался звонок. Я не знал, кто это, поэтому спрятался в шкафу и дверцу за собой захлопнул. Очень сожалею, что причинил вам неприятность.
– Я действительно выходила. А вы, наверное, появились здесь перед самым приходом Берты? – сказала Клэр.
– Да.
Селлерс вдруг перестал смеяться. Он подошел к шкафу, в котором я прятался, и сказал:
– А ну-ка покажи мне, Лэм, как ты захлопнул за собой дверцу.
Я понял, что попался. На внутренней стороне дверцы не было ручек.
Селлерс ухмыльнулся:
– Да. Это очень странно. Давай-ка свои руки, Дональд.
– Погоди, Фрэнк, я хочу…
– Руки! – сказал он властно.
Я знал, что означает этот тон. Я понимал, что означает этот блеск в глазах. Поэтому я протянул руки, и он защелкнул на них наручники. Потом он обыскал меня, но оружия, естественно, не нашел.
– Ладно, теперь можешь сесть, – сказал он. – Ты арестован. Тебе предъявлено обвинение в убийстве Люсиль Холлистер. Если хочешь что-то сказать, говори. Но учти: все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя. А теперь можешь говорить хоть до одурения.
– Я не убивал, – сказал я.
– Конечно, ты не убивал. Я знаю. Ты пришел и увидел, что она уже мертва. И тогда ты размазал ее помаду по своему лицу, пошел в спальню сестры и стал ждать… Не ожидал я от тебя такого, Дональд. Я знал, что ты странный… Но чтобы ты был способен на такое, никогда бы не подумал!
– Давай вернемся к самому началу, Селлерс, – предложил я.
– Еще чего захотел! – возмутился он, но быстро спохватился: – Ну ладно, валяй! Говори!
– Надеешься, что я проговорюсь. Хочешь использовать это против меня. А ты расслабься, Селлерс. Забудь, что ты полицейский. Освободись от предвзятых мнений, и давай вместе подумаем, что можно сделать.
– Нет уж. Это твоя вечеринка. Ты и сервируй стол.
– Давайте вернемся к истории вопроса: Люсиль Холлистер обожала свою младшую сестру Розалинду; Розалинда была влюблена в Стэнвика Карлтона; жена Карлтона любила… порезвиться – так думала Люсиль; она хотела развести Стэнвика с женой.
– Кто сказал тебе все это? – спросил Селлерс.
– Люсиль.
– Когда?
– Перед самой смертью.
В глазах Селлерса засветился огонек. Такой бывает у охотника, напавшего на свежий след.