Спартак
Шрифт:
Правда, сам Вариний смотрел на положение дел не столь оптимистично, как он изображал их в письме. Претор вполне убедился, что враг очень силен. Поэтому он решил так: в сложной ситуации согласно коренному правилу римской политики следует помогать себе скорее не силой, а хитростью, тайными происками, заговорами, подкупами в стане врагов. Как такие вещи устраиваются, учить Вариния было не надо: как-никак отец у него являлся принцепсом сената! Тотчас из верных рабов и отпущенников с большими суммами денег под вполне благовидными предлогами в лагерь Спартака и по всему югу Италии было отправлено большое число тайных агентов. Им поручалось: искать «нужных людей» среди повстанцев, ободрять малодушных среди своих, сплачивать партию сопротивления, не жалеть ни денег, ни угроз, ни обещаний, дезорганизовывать вражеский тыл, организовывать всяческие «эксцессы», озлобляющие италийское население, а вину за них сваливать на повстанцев, пытаться организовать покушение
Приказ претора был немедленно принят к исполнению, и тайные агенты тотчас принялись за дело…
IV
Письмо Вариния, присланное в сенат, подверглось тщательному рассмотрению. Противники претора обрушивались на него со всяческими обвинениями. Впрочем, находилось также и немало защитников. В конце концов возобладало следующее мнение: хотя поражения преторов и неприятны, ничего по-настоящему ужасного пока не произошло. Поэтому нечего пугаться, меры должны приниматься главным образом в трех направлениях: 1) формирование настоящего войска; 2) изготовление необходимого снаряжения и оружия (большие заказы ремесленникам в Риме, Пицене и Этрурии упрочат их верность!); 3) принятие мер по снабжению Рима хлебом за счет Сицилии и Италии.
Положение с хлебом внушало сенату особую тревогу, так как он поставлялся скудно из-за действий пиратов на море, и эти поставки все время находились под угрозой срыва. Апулия же и значительная часть Кампании, главные поставщики хлеба в Италии (вместе с Этрурией), оказались практически потеряны, и было вновь как во времена войны с Ганнибалом, когда, по словам Ливия, «война истребила многих свободных земледельцев, в рабах ощущался недостаток, скот был расхищен, а усадьбы или разрушены, или выжжены». Тем не менее, подчиняясь эдиктам сената, земледельцы в Цизальпинской Галлии, Этрурии, а где могли и в Кампании, хотя и с чувством тревоги, вновь вышли на поля. В конце октября были произведены посевы скороспелой пшеницы (римляне сеяли обычно яровую трехмесячную и такую, что поспевала даже за 40 дней!), неприхотливой полбы и ячменя, относительно которого римляне по опыту знали, что нет растения, которое лучше защищает от голода при неурожае пшеницы.
Глава девятая
ЮГ ИТАЛИИ ОТПАДАЕТ ОТ РИМА
I
Спартак справил пышные поминки по Эномаю. В его честь было принесено много жертв. Пехотинцы и всадники, разделенные на отряды, при оружии двигались вокруг погребального костра и пели песни, прославлявшие подвиги покойного. Затем, когда погас огонь, участники печальной церемонии насыпали могильный холм, у которого несколько сот римлян должны были сразиться друг с другом, как гладиаторы, после чего состоялся памятный ужин.
Воздав должное памяти соратника, храбрейшего и славнейшего из мужей, Спартак произвел новые командные назначения. При этом Г. Ганник был назначен новым командиром германцев и всего левого фланга, а Крикс перемещен на пост командира галлов и центра войска.
Новые блестящие победы Спартака сильно способствовали быстрому росту его сил. Прибывавших галлов и германцев Спартак отдавал под командование Крикса и Ганника, за собой, как и прежде, оставив фракийцев.
Привлечение к восстанию новых людей происходило не только стихийно, но и за счет агитации среди пастухов (они составляли подавляющую массу восставших в легионах) в скотоводческих латифундиях специальными агитаторами. Прием этот был ненов: он употреблялся и в Сицилии Сальвием и Афинионом. Вторым питательным источником для армии восставших служили эргастулы — тюрьмы, в которых господа держали провинившихся и мятежных рабов. Последних не приходилось долго уговаривать: они ненавидели своих господ лютой ненавистью и готовы были присоединиться к кому угодно, чтобы отомстить им. Третьим питательным источником для восстания служили сельские виллы, где работали деревенские рабы, занимавшиеся сельским хозяйством. Виллы были, как правило, небольшими, там работало по нескольку десятков рабов. Но и они давали определенный контингент для восстания. При этом заговорщики (если к ним и не прибывал отряд вооруженных спартаковцев) в первую очередь убивали своих надзирателей и виликов, преданных господину рабов, шпионивших за всеми, а то и самих господ. После этого, вооружившись чем попало, они шли на соседние виллы побуждать к восстанию других рабов.
Наконец, важным фактором являлся очень часто при восстаниях момент религиозный. Заговорщики приходили к какому-нибудь своему товарищу-предсказателю, который пользовался их доверием, как Эвн в Сицилии, и спрашивали его: «Дают ли боги согласие на задуманное ими?» Ответ в таком
Был и еще один источник пополнения рядов восставших — за счет так называемых «разбойных» отрядов из пастухов или городских рабов, которые, как говорит Ливий, «по дорогам и общественным пастбищам занимались грабежом». Такие отряды создавались периодически. Выполнив намеченную операцию, часть из них тут же распускалась.
Городские рабы также участвовали в предприятии Спартака, но главным образом в плане тайного оповещения его о планах римской администрации, передвижениях римских войск, передачи ему копий секретных римских документов, извещения о важных посольствах и пр. Тут главную роль играли «интеллигенты» из рабов: домоуправители, учителя, секретари и т. п.
Городские рабы, безусловно, находились в лучшем положении, чем сельские (это признают различные древние писатели). Бывало, что они защищали от опасности хозяев, славившихся гуманностью и хорошим обращением с домашней челядью. Редко поддерживая в открытых выступлениях сельских рабов, городские рабы вовсе не были лишены революционных настроений. Напротив, бившая ключом городская жизнь, волнения форума и выборов различных магистратов, многочисленные суды над важными лицами, делавшиеся всегда предметом общих пересудов, участие в тайных предприятиях хозяев и гражданских междоусобиях (многому научила их эпоха Мария и Суллы) — это все приводило к тому, что они были в массе готовы к тому, чтобы напасть на господ, «если представится удобный случай. Поэтому рабы сочувственно относились к тем, кто звал их к предстоящему тайному нападению». Так рассказывает уже об очень древнем восстании рабов (502—500 гг. до н. э.) историк Дионисий Галикарнасский.
Выступления городских рабов против римского сената повторялись много раз и в Риме, и в других городах (заговор 419 г. до н. э. в Риме, заговор 25 рабов на Марсовом поле во время Ганнибаловой войны, заговор рабов и союзе с карфагенскими заложниками в Сетии в 199 г. до н. э. и т. д.).
Территориальная «раздробленность» рабов, таким образом, мало мешала вербовке новых кадров для восстания. Различие в положении городских рабов и сельских было далеко не столь значительным, чтобы эти прослойки в лице своих самых решительных представителей не могли найти общий язык, когда они хотели бороться за свободу. Ибо, как справедливо говорит Синезий, «всякий раб есть враг своего господина, когда он вдруг возымеет мысль его победить». И Дионисий Галикарнасский подчеркивает, что рабы всегда «раздражены» и «озлоблены», «увлечены надеждой на свободу» и «желают зла своим хозяевам». У самих римлян вражда к ним их рабов, вне зависимости от принадлежности к тому или иному слою, не вызывала никакого сомнения. Недаром имела у них широкое хождение пословица: «Сколько рабов — столько врагов!..» Справедливость этой пословицы блестяще доказали рабские заговоры и рабские войны (о печальных для римлян событиях в Сицилии Диодор писал: «Много тысяч рабов без всякого приказа стеклось, чтобы погубить своих господ»). Уже до Спартака была брошена крылатая фраза, что поднимающий на бой рабов есть защитник всех обиженных и угнетенных!
Всех вновь прибывших в повстанческий лагерь (после определенной проверки) немедленно распределяли по легионам. [23] В каждый легион по итогам последних боев Спартак назначил новых командиров — людей, зарекомендовавших себя умом и воинской доблестью. Система управления повстанческой армии строилась по римскому обычаю. Во главе каждого легиона находился его командир-префект. У него в подчинении были: 1) префект лагеря, 2) префект ремесленников, 3) 6—10 военных трибунов, командиры когорт (1-я, почетная, насчитывала 1000 солдат; центуриями в ней командовали 5 почетных центурионов, имевших, как и почетный трибун, немалые привилегии и льготы; остальные когорты насчитывали по 500 солдат), 55 центурионов (1-й, пользовавшийся особым почетом, командовал 400 и даже 600 солдатами, вместе со старшими офицерами он был членом военного совета; остальные — 100 солдатами), деканы (десятники) — старшие по палатке, их десятка составляла манипул («те, кто сражается рука об руку»).
23
Численность легиона колебалась у римлян в зависимости от обстоятельств и трудности войны в пределах от 3,5 до 6 тысяч воинов.
Командир легиона являлся вершителем всех дел в легионе. Его ведению подлежали оружие, кони, одежда, сайки, пароли и распоряжения, отправление в поход и на работу, уровень дисциплины, интенсивность военных тренировок. Его обязанностью было довести до совершенства выучку солдат, поддерживать на высоком уровне моральный дух своего легиона. Все выдвигавшиеся на этот пост должны были обладать суммой определенных качеств: храбростью, предусмотрительностью, справедливостью, старательностью, сдержанностью, честолюбием.