Спартанец

Живой Алексей Я.

– Сегодня? – удивился Тарас, но пока отмахнулся от этих мыслей, разглядывая желто-зеленые поля. – Ладно, об этом позже поговорим. А сейчас зови сюда илотов, я хочу посмотреть на них.

Управляющий сбегал на поле и привел за собой тех, кто там был.

– Это все? – поинтересовался Тарас.

– Двоих я на рассвете отправил с повозкой козьего сыра на рынок в город, – пояснил Талай, – Еще двое пасут ваших овец и коз за холмом, позвать?

– Не надо пока, – приказал Тарас, умолкнув на некоторое время.

Перед ним полукругом

выстроилось люди, одетые в затертые хитоны, а кто и просто в набедренные повязки. На первый взгляд здесь было примерно три семьи, в каждой из которых, кроме родителей, имелось по трое детей, лет по шестнадцать или восемнадцать. Среди них Тарас заметил, невольно вспомнив Хилониду, лишь двух девиц вполне подходящего возраста, но не таких фигуристых, как та красотка. Что касается мужской части переданного ему на вечное пользование населения, то на вид они были какие-то низкорослые и слабосильные.

«Да, народец-то хилый, – решил Тарас, обозрев свое движимое имущество, – подсунули каких-то убогих, кожа да кости, посмотреть не на что. Как они, интересно, справляются со своей работой. Ну да ладно, скоро узнаем».

– Я ваш новый господин. – Тарас решил представиться сам, не дожидаясь, пока Талай это сделает за него. – Меня зовут Гисандр.

Все илоты поклонились, да так и не разогнулись, оставшись стоять в полупоклоне. Странное это было чувство: смотреть на своих рабов. Странное, но уже понятное. В этом новом для Тараса мире разделение между людьми было очень четкое: либо ты гражданин, и у тебя есть все необходимое, либо ты раб, и у тебя нет ничего. Никаких полутонов.

Впрочем, Эгор что-то болтал вчера о законах против роскоши, которые в том числе не позволяли хозяину увеличивать налог. Этот налог был строго зафиксирован. Каждый спартиат имел право получать с надела только доход, необходимый для оплаты участия в сесситиях – об этом, кажется, и сообщил Талай – и для поддержания нормального уровня жизни. Но не больше. Все излишки полагалось оставлять илотам. И некоторые из них, говорят, жили богаче своих господ. Вот этот закон Тарас никак не мог уразуметь.

На Руси жили не так. Там все думали: раз уж у тебя появились рабы, то можно драть с них три шкуры и делать с ними все, что угодно, как издревле поступали все богатеи на Руси, не считая своих работников за людей. В современной для Тараса жизни, еще буквально вчера, новые хозяева за редким исключением поступали точно так же. И Тарас, волею судьбы оказавшийся в этой ситуации, поначалу думал, что и ему придется поступать так. Но оказалось, что за него уже все давно продумали и решили. Лет двести назад. Тот самый Ликург.

– Если вы будете вести себя хорошо и не досаждать мне, то и я никого не обижу, – сказал Тарас, стараясь быть как можно более убедительным, для чего положил ладонь на рукоять меча, – главное помните, вы всецело в моей власти.

Последнее он добавил скорее для острастки. Но каким бы ни был его истинный характер,

илоты считали его спартанцем, а значит, в глубине души ненавидели. Тарас читал это во взглядах внешне спокойных людей. Ведь именно «его предки» сделали когда-то их из свободных граждан рабами. И законы Лакедемона были таковы, что даже захоти Тарас прослыть добрым барином, отпустить на волю он никого не мог. И поневоле приходилось соответствовать образу спартанца.

– Идите работать, – рявкнул наконец Тарас таким грозным голосом, на какой был только способен.

Илоты разошлись по полю и вновь принялись за свои обычные занятия.

Опрос, который учинил сразу после этого Тарас своему управляющему, помог выяснить, что город Пеллана действительно принадлежит общине периеков, а граждане Спарты обитали по большей части в своих домах вне города, появляясь там только для совместных трапез.

Большинство спартиатов, как уже было известно Тарасу, опасаясь возможного восстания илотов, хоть и имели наделы в Мессении, но жили в самой Спарте. И во всем, что касалось хозяйства, полагались на своих управляющих. Но были и такие, которые обитали непосредственно на своей земле, не боясь окружения порабощенных людей. К этой категории поневоле теперь относились и Тарас со своими товарищами.

«Ну, значит, мне еще повезло, – решил Тарас, обходя с управляющим имение, – в столице, конечно, не оставили, но и не услали к черту на рога. Всего три дня пути от центра. Можно сказать, дальние пригороды».

За домом простиралось небольшое поле, ограниченное рощей, плавно уходящее вверх. Вдалеке виднелись отроги Тайгета. А между ними и окрестными имениями Тарас рассмотрел городские кварталы. Пеллана действительно находилась не так далеко, километров пять или семь, если напрямую. Только такой дороги не было.

Здесь на склоне паслись его козы и овцы общим числом около тридцати штук. Два пацана лет по двенадцать ходили за ними и ударом палки сгоняли в кучу, не давая разбрестись слишком далеко. Выше по склону тоже была чья-то земля. Не такая плодородная, но и там жили люди. Как выяснилось, соседями Тараса слева, справа и сверху были периеки, занимавшиеся какими-то кустарными ремеслами. Не то горшки делали, не то инструменты.

– Скажи-ка мне, брат, – подобрел новый хозяин, осмотрев свои стада, – а ты сам как попал в это имение?

– Меня прислала община города, – ответил Талай, – по приказу из Спарты. А потом сюда пригнали этих илотов из самой Мессении, приказав мне управлять ими в ваше отсутствие.

– И давно ты тут обосновался? – спросил Тарас, прищурившись на солнце.

– Уже третий месяц, господин, – ответил Талай, – чтобы к вашему прибытию успеть получить первый урожай.

– А до этого чем занимался? – продолжал допытываться спартиат.

– Я жил в городе и служил управляющим имения одного знатного периека, который заправлял мастерской по изготовлению инструмента.