Спасенное сердце
Шрифт:
Кай ничего не ответил, но его костяшки пальцев выдали его эмоции, когда побелели от того, как напряженно он сжимал руль.
Чем больше мы ездили по городу, тем больше я уставала. Кай показывал на разные здания и объяснял, что это такое: музеи, в которых размещались древние артефакты со всего мира, кинотеатры, где люди встречали и смотрели «фильмы». Конечно, я никогда не смотрела кинофильмы. Кай объяснил, что такое телевидение.
Я осознала, что не могла отнести себя ни к чему здесь.
Все это ощущалось таким... таким... большим
После нескольких часов захватывающего, меняющего жизнь опыта, я повернулась к Каю.
— Могу я попросить, чтобы мы вернулись на вашу территорию? Я устала и мне кажется, что это перебор, и на сегодня я больше не смогу ни с чем справиться.
Кай кивнул, явно в курсе моего отчаяния, когда я глубже опустилась в кресло сиденья. Он нажал кнопку на руле, и внезапно музыка взревела в автомобиле. Все пространство, казалось, ожило от быстрых, тяжелых битов. Я прислонила голову к двери, когда громкий шум пропитал воздух, которым я дышала.
В ярких огнях город сиял как светлячок, и потемневшее беззвездное небо сигнализировало о наводнении улиц отталкивающими персонажами. Я решила, что это место определенно не для меня.
Я предпочитала спокойную территорию лагеря. Освещенное луной небо, где повсюду были звезды, не подверженные влиянию искусственного освещения, которым хвалился мегаполис. Я предпочитала спокойствие — суматохе, зеленое — бетону, тишину — шуму.
Когда я вздохнула от напряжения, мы остановились на красный свет, означающий, что автомобиль должен стоять, и вдруг огромное белое здание оказалось в поле зрения. От одного взгляда у меня перехватило дыхание.
Это была конструкция из нетронутого белого камня; возвышающееся здание располагалось на высокой лестнице, демонстрируя свою красоту жителям города. Арочные цветные окна сияли в темноте, отбрасывая радугу на белокаменное окружение. Свет на высокой черепичной крыше освещал идеально отточенный шедевр. Широкие деревянные двери находились спереди в центре. Но самой великолепной деталью здания была статуя Иисуса Христа спереди — распятие, образ безмятежно поэтичный в своем искусстве.
— Пожалуйста, ты можешь остановить автомобиль, — попросила я, прижав ладони к стеклу.
— Что? — Кай выглядел удивленным и нахмурился, когда я повернулась посмотреть на него.
— Пожалуйста! — умоляла я. — Остановись на мгновение.
Делая, как я и сказала, Кай остановился на обочине. Затем я только и делала, что пялилась.
— Что это за место? — спросила я в благоговении.
Кай наклонился вперед, его рука коснулась моей, и он ответил:
— Церковь.
— Церковь?
— Да, знаешь, где народ, как ты, молится и поет, и вся эта глупая херня.
Шок прошел через меня как удар тока.
— Люди Бога? — спросила я, наблюдая, как женщина с ребенком в руках, проходила через деревянные двери.
— Да, поклонники Иисуса, библейские фрики, народ, как ты, — ответил он, очевидно раздражаясь.
Глядя на красивое лицо
— Не понимаю. Это церковь Христа? Люди приходят сюда молиться?
Кай медленно кивнул, как будто я была не в себе.
— Да, чего ты не понимаешь, сладкие щечки? Церковь. Бог. Никакого гребаного веселья.
— Не то чтобы я не понимаю смысл моления, Кай. Я о том, что церковь существует за пределами большого забора... снаружи Ордена. Вот, что ты хочешь мне сказать?
— Ну, теперь не понимаю я, — сказал он, перемещая взгляд с меня на церковь и снова на меня.
Борясь с паникой, я сказала:
— Пророк Давид сказал, что мы последние люди на Земле, которые верят в Бога, что все снаружи коварные грешники, которые отказались от Господа и его проповеди. Вот почему мы были отделены от внешнего мира, — чтобы защитить наши убеждения от тех, кто живет ради того, чтобы уничтожить нас.
Лицо Кая исказилось в гневе.
— Ложь, по стране существует миллион церквей. Религиозные люди везде, разных типов вер. Пророк Давид лгал, сидя на своем морщинистом рыхлом заду.
— Но как... я….— я остановилась, не зная, как защитить писание моего покойного Пророка, когда я видела очевидность его неправды своими собственными глазами.
Кай заправил мне за ухо прядь, которая вылезла из моего чепца. Я повернула свое лицо к его руке, не осознавая, что слезы скользят по моим щекам. Его нежный жест и прикосновение удивили меня.
Он вытер слезы своим большим пальцем и сказал:
— Лила, я знаю, ты не хочешь в это верить, но не так уж много из сказанного этим гавнюком правда.
— Нет... — я снова пыталась спорить, но сочувствие во взгляде Кая остановило меня. Мне внезапно стало жарко, и боль ударила ножом в грудь. Я подняла руку, потерев грудину, но не ощутила облегчения.
— Лила? — спросил Кай обеспокоенно, и я неуютно заерзала на сиденье, пока тревога удерживала свою хватку на мне.
— Я не могу дышать, — сказала я пронзительно. — Я чувствую, что не могу дышать!
— Черт, — зашипел Кай и нажал на кнопку со своей стороны двери. Окно рядом со мной резко начало опускаться, и волна холодного вечернего воздуха немедленно меня успокоила.
Я прижала голову к оконной раме в дверце и закрыла глаза... и вот тогда я услышала это — блаженный звук музыки Господа, доносящийся из церкви. Полностью отключив эмоции, я перестала чувствовать отчаяние и стала наслаждаться песнопениями.
— Красиво, — тихо сказала я.
— Религиозные песнопения, — ответил Кай, — религиозная музыка, хор — все это чертовски популярно в этой части города.
— Поклонение Господу через песню, — сказала я и улыбнулась. Было спокойно, мой первый кусочек умиротворения, после того как меня вырвали из защиты общины. Мэй, Белла, Мэдди и я часто слушали других последователей, поющих Пророку на богослужении. Мы вчетвером пели в уединении наших покоев, желая находиться снаружи с остальным народом.