Спаси нашего сына
Шрифт:
Я думаю, не вредно ли ребенку то, что происходит между нами? У меня нет ни одной подруги с детьми, и я ни разу не слышала ни от кого, как вообще это происходит в семейной жизни. Мне казалось, что до самых родов активная фаза любви переходит во что-то более романтическое, не знаю, обниматься и держаться за руки.
Но это совершенно удивительно, я не чувствую себя утомленной и понимаю, что предложение Егора, оно… оно мне нравится.
— А как же посуда?
— К черту посуду, — и я согласна без раздумий пойти за
Утро наступает слишком быстро. Я лежу, уткнувшись в спину Егора, обнимая его рукой. Так удобно — прижиматься животом к его пояснице, чтобы каждое уверенное уже движение сына касалось не только меня, но и его.
— Тебе обязательно идти на работу?
Я знаю, как серьезно относится к своему бизнесу Баринов, но все равно задаю этот вопрос. Слишком хорошо нам вдвоем и потому так остро хочется добрать все, что мы недополучили за эти месяцы не вместе.
— К сожалению, Ева. Деньги сами себя не делают.
Мы встаем вместе, переглядываемся, когда чистим зубы. В теле столько легкости, что я снова готова взлететь к потолку волшебным шариком. Только вот протянуть приятный момент как можно дольше не выходит, и видимо, у судьбы на нас другие планы.
Видеодомофон разрывает тишину квартиры тревожной трелью.
За все время, что мы здесь, я слышу его впервые.
Смотрю на Егора, который подходит к экрану, заслоняя его от меня, и матерится. Каруселью проносятся варианты — Вика, Денис, мои преследователи…
Но я ошибаюсь.
Мужчина, которому Егор отвечает резко, мне совсем не знаком.
— Какого черты ты приперся сюда? — я вижу, что он зол, действительно зол. Сжимает кулаки, воинственно глядя на мужское лицо в экране, — мы с тобой закрыли вопрос.
— Время не терпит, Егор. Ты хочешь, чтобы наш разговор стал достоянием общественности?
Егор так отчетливо скрипит зубами, будто борется сам с собой. Но все равно — открывает дверь.
— Кто это? — отчего-то шепотом, точно нас могут услышать, спрашиваю я.
— Не важно. Оденься.
Я прячусь в спальне, выбирая из купленных Егором вещей удобный трикотажный костюм. Раздумываю, стоит ли появляться у визитера на глазах. Прямого запрета не было, но я не уверена, что Егору это понравится. Мужские разговоры чаще проходят без посторонних ушей, поэтому я опускаюсь в кресло, не зная, чем себя занять.
Смотреть телевизор я отвыкла, копаться в телефоне неинтересно, а в комнате, как назло, нет ни одной книге, они хранятся в гостинной.
Мне не остается ничего, как вслушиваться против воли в чужой разговор.
— Я же сказал тебе, нет! — на повышенных тонах отвечает Егор, — этого не будет!
Его голос гремит, разносится по всей квартире, и я напрягаюсь невольно.
— Мне нужно поговорить с ней, — собеседник хранит спокойствие, но что-то мне подсказывает, что оно напускное.
О ком они? Неужели обо мне? Да нет, я не знаю этого человека, о чем нам с ним беседовать?
Но сердце снова колотится тревожно, я держусь за ручку двери, решаясь: выйти к ним или остаться и продолжить сидеть здесь, подслушивая?
— Кто сказал, что это нужно Еве?
Мое имя звучит как спусковой крючок, я распахиваю дверь, заставляя обоих мужчин обернуться ко мне. Мне холодно снова, пальцы ледяные, и хочется зарыться в объятия Егора, чтобы вернуть его тепло.
Я разглядываю незнакомца: он высокий, на голову выше Егора, и крупнее, хотя и Баринов выше среднего. Темные волосы, густые брови, смуглая кожа, — все это явно выдает в нем восточную кровь.
От его взгляда становится неприятно, но я заставляю себя его выдержать.
— Что вы хотели мне сказать? Кто вы такой?
Егор, глядя на него исподлобья, молчит, передавая слово. Я подхожу к Баринову, физически ощущая, что нуждаюсь в его защите, и молча беру за пальцы.
— Меня зовут Арслан. Я готов помочь тебе вернуть квартиру и отыскать тетку.
— А зачем вам это? — сглатываю внезапно возникший в горле ком, говорить с кем-то на эту тему, кроме Егора, отчего-то тяжело. А еще я не верю в бескорыстность, но не могу понять, что нужно взамен этому огромному мужчине. И неизвестность пугает меня куда сильнее.
По лицу Арслана пробегает тень. Он смотрит мне прямо в глаза, а я впиваюсь в ладонь Егора, когда Арслан произносит:
— У меня украли дочь. И это — пока единственный след.
Глава 41. Егор
— Не знал, что у тебя есть дочь.
Мы с Арсланом снова встречаемся глазами. Я чувствую, что меня сейчас пытаются нагнуть, и на морально-волевых вступаю с ним в борьбу, не собираясь отводить взгляд или сдаваться.
— Я и сам узнал об этом недавно, — цедит нехотя. Ирония судьбы, по-другому не скажешь. Мы с ним по два разных угла ринга, у обоих дети, которых мы хотим защитить, только его просьба — это слишком огромные риски.
Для моей Евы, которая вот-вот согласится на все условия, даже не думая о себе. Потому что она уже пропитана материнскими инстинктами, против природы не попрешь — оттуда и желание защищать ребенка, даже если он чужой.
Меня клинит.
Есть в шахматах такое понятие — цугцванг, когда каждый следующий ход делает только хуже. Для всех.
Вот сейчас у нас этот самый долбаный цугцванг, к чему бы мы не пришли, все слишком рискованно и опасно.
Я всю жизнь старался избегать криминала. Да, в моей работе не все было идеально, и двойная бухгалтерия, и взятки, и что угодно, но вот этот мир, где крадут детей, лишают квартир ни за что, угрожают жизни — он мне чужд и неприятен, так какого хрена вселенная так упорно тянет меня в него?