Спаси нашего сына
Шрифт:
Арслан выходит навстречу гостю, они обмениваются коротким рукопожатием. Эти люди не похожи на друзей, я не могу понять, какие отношения их связывают, они как будто из разных миров. Но сейчас у Арслана и Егора общая проблема, и решают они ее сообща.
— Уедем вместе, — говорит Арслан Баринову, — так будет безопаснее. Через полчаса стартую.
Егор кивает, соглашаясь, но я вижу, что и он не рад, что наша встреча выходит совсем короткой. Но возражать нет смысла — лучше так, чем ничего.
— Заходите в дом, там у Евы своя комната, —
— Разберемся, — и притягивает меня к себе.
Мы обходим дом, я тяну Егора к лавке, которая спрятана от глаз. Вокруг цветут кустарники, пахнет землей и цветами. Мы садимся, обнимаясь, и я кладу голову ему на плечо. Как хорошо, господи, как хорошо! Даже слов не надо, достаточно чувствовать друг друга.
— Я рад, что твоя тетя жива, — Егор целует меня в висок, — скоро все закончится и я заберу тебя к себе. Квартира пока опечатана, непонятно, как долго будет идти следствие.
— Ты знаешь подробности?
— Не особо, — он качает головой, — только то, что после новостей твою тетку оставили на лавке в парке. Она мало что помнит, похоже, ей подсыпали какие-то лекарства, но жизни ничего не грозит, — замечая мои округлившиеся глаза, добавляет Егор, — ей придется какое-то время пробыть в больнице, но там она под присмотром.
Я киваю, переживая за тетю Милу. Как же ей досталось, бедняжке! Какие они сволочи, эти люди, пичкали бедную женщину лекарствами, а потом выкинули, как котенка, на лавку.
— Главное, что жива, — добавляю я в конце своих мыслей.
— Да, — Егор притягивает меня к себе теснее, опускает ладонь на живот, и сын сразу же отвечает легким пинком, — привет, пацан, и тебе пять.
Я могу сидеть так бесконечно долго, обмирая от счастья всякий раз, когда Егор обращается не только ко мне, но и к нашему общему сыну. Это так трогательно и эмоционально, что я пытаюсь не расплакаться от счастья. Жаль, что все хорошее заканчивается слишком быстро.
— Ехать пора, Ева, — Егор поднимается нехотя, — проводишь?
— Конечно, — мы переплетаем наши пальцы и идем обратно. Я чувствую внезапно странную маету в его поведении, Егор отводит глаза и будто что-то скрывает от меня.
— Что-то случилось? Ты мне что-то не сказал?
Лучше спросить прямо, иначе он уедет и мне останется только теряться в собственных догадках.
— Мне придется улететь на два дня, Ева, — останавливается Егор и тяжело вздыхает, — мы обговорили это с Арсланом. Я лечу по работе, это очень важный контракт, который я не могу отбросить в сторону. Ради нашего будущего, — он снова проводит пальцем по моему животу. — Это быстро, — добавляет он, — ты не успеешь заметить, а я уже вернусь.
Я стараюсь держать лицо, чтобы он не видел, как действует эта новость.
— Конечно, — киваю я. Конечно, мне не хочется, чтобы он куда-то летел, я боюсь расставаться с Егором, вспоминая нашу первую встречу. Но глупо цепляться за собственные страхи, почти все уже закончено.
Что может случиться плохого за эти два дня?
Ничего.
Только на сердце все равно тревожно.
Глава 49. Егор
— Господи, я всегда нервничаю перед полетом.
Слева — Вика. Насупленная, боящаяся самолетов.
Справа — иллюминатор, из которого я вижу яркое освещенное здание аэропорта, ряд цветных самолетов.
В кармане жжет переведенный в авиарежим телефон, где на почте одно-единственное нераспакованное письмо с результатами теста ДНК.
Я не могу пересилить и заставить себя его открыть.
Я уже улетал так, с разорванной в клочья душой. Улетал, потеряв почти полгода жизни, веру в людей и себя самого. Можно было обманываться сколько угодно, без Евы мне было хреново.
Для себя я решение уже принял. И вынужденная разлука с Евой только подтверждает его еще сильнее.
Закрываю глаза, вспоминаю нашу вчерашнюю встречу. Как тянется она губами, вставая на цыпочки, как смешно топорщатся антенки русых волос, когда я царапаю подбородком ее затылок. От нее пахнет уютом и свежестью, хочется зарыться, надышаться вдосталь, утащить с собой этот запах, чтобы доставать из закромов, когда совсем хреново.
Мы стоим с ней в полыхающем августе, во дворе чужого дома, и целуемся украдкою, как дети, боясь демонстрировать счастье. Точно оно незаслуженное, ворованное, а не наше собственное, которого каждый достоин по праву рождения.
Не так часто в жизни бывают моменты, когда слова не имеют особого значения, теряют всякий свой смысл. Там, в чужом дворике мы говорим друг другу гораздо больше, чем могли бы сказать вслух — прикосновениями, вздохами, поцелуями, объятиями.
Уезжать от Евы так сложно, полчаса, подаренные с барского плеча Арсланом, ничтожно малы.
Наверное, никто в этой жизни не смотрел на меня так, как делает это Ева.
Это подкупает, обезоруживает как-то. Ее хочется защищать, оберегать. На подвиги тянет, ей-богу, словно пацана малолетнего. Я не могу с собой ничего поделать, да и не хочу. Складываю оружие, скидываю доспехи, прекращая сопротивляться. Белый флаг, выброшенный над головой, развивается почти торжественно. Если можно открыть душу, я сделал это вчера, вручив от нее ключ в тонкие женские руки.
В голове крутится разговор с Арсланом. Мы уезжали от Евы вместе, на его автомобиле. Дикий квадратный короб, удивительно напоминающий своего хозяина.
— Когда это все закончится? — мрачно интересуюсь у него. В дела он меня не посвящает, на то есть основания. Мой мир — бизнеса, его — криминала. Да, они связаны, но Кесарю — кесарево, и я не лезу туда, куда не стоит.
Однако это не значит, что я не имею права знать того, что касается наших с Евой дел.
— Я думаю, скоро все решится.