Спасите меня, Кацураги-сан! Том 2
Шрифт:
— Позволите мне узнать детали ситуации? — спросил я. — Дело в том, что я уверен в правильности оформления своих больничных листов. Без этой уверенности я бы не решился подойти напрямую к вам.
— Хорошо, Кацураги-сан, — кивнул Тацугава. — Можете присесть рядом. Только убедительная просьба — без моего разрешения к бумагам не прикасаться. В противном случае это будет расценено, как попытка исправить предоставленные нам документы.
— Никаких проблем, Тацугава-сан, — кивнул я и присел рядом с проверяющим.
Остальные члены проверяющей комиссии с недовольством
Но мне Тацугава Тору показался приятным мужчиной, предрасположенным к обсуждениям. Хорошая черта, как для проверяющего, так и для врача.
— Взгляните, Кацураги-сан, вы наблюдали пациента с обострением бронхиальной астмы. Вами был открыт больничный лист, после чего на повторную явку больной попал к Такеда Дзюнпею.
Ага, помню этого пациента. Молодой мужчина не из числа сотрудников нашей корпорации. Его нельзя было закрепить за каким-либо этажом, поэтому во второй раз он попал на приём к Такеде. Видимо, весь мой приём был забит и его не смогли ко мне записать.
Странно… Я должен был самостоятельно назначить ему повторную явку. Разве я этого не сделал?
— Вот, смотрите Кацураги-сан, — Тацугава указал на мой осмотр. — Вы назначили лекарственную терапию, открыли больничный лист и записали его к себе на очередной приём через неделю. Однако пациент пришёл не к вам, а к Такеда Дзюнпею. Со слов Такеда-сан, пациент ошибся этажом и попал к нему, и, поскольку он уже отсидел очередь, Такеда-сан не стал отправлять его к вам и принял самостоятельно.
И это вовсе не плохой поступок. Я поступил бы так же. Многие терапевты в такой ситуации сделали бы всё в точности до наоборот. Но пациент и так прождал достаточно долго. Так почему бы его не принять, раз он всё равно не закреплён за этажами «Ямамото-Фарм».
— И в чём же ошибка? — поинтересовался я.
— Это — не конец истории, — сухо усмехнулся Тацугава. — Смотрите, Такеда-сан закрыл больничный лист пациента и выписал его к труду. Таким образом, весь срок нетрудоспособности составил всего пять дней. Хотя по стандартам больных с обострением бронхиальной астмы лёгкой степени тяжести стоит держать на больничном от двенадцати до восемнадцати дней.
Вот оно что… Интересная ситуация. Я понял ход мыслей Тацугавы. Обычно проверяющие штрафуют за больничные, которые продлеваются без показаний. А в данном случае всё как раз наоборот. Пациента продержали на больничном слишком мало.
— Погодите, тогда в чём моя вина, Тацугава-сан? — не понял я. — Больничный лист был закрыт Такеда Дзюнпеем. Если бы пациент попал ко мне, я бы его продлил. За что мне выписывается штраф?
— Точно так же мыслил и я, Кацураги-сан, пока Такеда-сан меня не переубедил, — ответил Тацугава. — Он закрыл больничный, поскольку счёл, что показаний для его открытия не было изначально. Бронхиальная астма — это хроническое заболевание. А данные, с которыми вы открыли этот лист, были недостаточно для того, чтобы подтвердить обострение у пациента.
Хитрый лис — этот Такеда Дзюнпей. Он нашёл слабое место в моих осмотрах и перенаправил всю вину на меня.
— Не могу
— Да, но результаты анализов говорят об обратном. Общий анализ крови чист, а что самое важное — спирометрия, — указал на результаты обследования Тацугава. — Функция внешнего дыхания нарушена, это правда. Но эти нарушения будут у пациента всегда. Если взглянуть на прошлые обследования, точно такая же картина была и год назад.
В этом он прав. Я открывал больничный, потому что видел, что бронхи пациента нестабильны, и в любой момент могут спазмироваться. Обострение в таком случае вышло бы куда более тяжёлым.
— Тацугава-сан, вы же сами прекрасно понимаете, что в первую очередь тяжесть бронхиальной астмы выставляется по клинической картине, а не по обследованиям. По количеству ночных и дневных приступов удушья, а также по тому, сколько раз в день пациент вынужден пользоваться ингаляционными препаратами. В моём осмотре это подробно описано. Нет никаких сомнений, что обострение у него было.
— Хм, — задумался Тацугава Тору. — Трудно с вами не согласиться, Кацураги-сан. Тут вы правы. Однако судя по осмотру Такеда Дзюнпея, пациент чувствовал себя более чем удовлетворительно.
— Как раз потому, что я изменил ему терапию. Увеличил дозировку ингаляционных препаратов и порекомендовал дышать лекарственными растворами через небулайзер. По этой причине он уже пришёл к Такеда Дзюнпею здоровым.
— Тацугава-сан, вы тратите время! — недовольно воскликнул один из проверяющих. — Мы так за три дня точно не управимся!
— Но Кацураги-сан говорит разумные вещи, — не согласился Тацугава. — Я хотел бы выслушать обе стороны и лишь после этого вынести окончательный вердикт.
Тацугава Тору молча пролистал амбулаторную карту, сверяя даты явок и даты открытия и продления больничного листа, а после произнёс:
— Я вынужден согласиться с вашими аргументами, Кацураги-сан. Вы правы. Однако в таком случае мне всё же придётся оштрафовать Такеда Дзюнпея, ведь в его осмотре явная ошибка.
Чёрт! Себя-то я защитил, но чаша весов вновь склонилась в сторону другого врача. А я обещал Уёхаре Ёсико, что позабочусь о том, чтобы мы вообще не получили никаких штрафов.
Для клиники нет разницы, кого оштрафуют — меня или Такеда Дзюнпея. Имеет смысл только факт наличия штрафа.
— Тацугава-сан, я считаю, что и Такеда-сан не допустил никаких ошибок, — заявил я.
— Не понимаю вас, Кацураги-сан, вы на что же намекаете? — удивился Тацугава.
— Попробуйте порассуждать от обратного, Тацугава-сан, — попросил я. — Смотрите, показания для открытия больничного были?
— Были, в этом вы смогли меня убедить, — кивнул он.
— Такеда-сан закрыл больничный раньше срока, однако есть и другая сторона этой ситуации, — продолжил я. — Давайте представим, что он продлил больничный лист пациента, у которого не осталось никаких жалоб и клинических проявлений болезни. Что в таком случае?