Спасите наши души
Шрифт:
– С чего ты это взял? – угрюмо спросил Денисов. – Всегда должен быть лидер, и у этих он тоже есть, просто мы ещё до него не добрались. Сахаров, Солженицын, Буковский – они сами по себе, это понятно. Авторитетны, но не они определяют стратегию и тактику. А такие люди есть... Должны быть!
Я немного помедлил, давая время полковнику успокоиться – мне показалось, что он слишком завелся.
– Тут всё может быть немного по-другому, Юрий Владимирович, – мягко сказал я. – Я, наверное, неточно выразился. Лидер есть, но он всё время меняется. Вчера за какое-то направление отвечал один, мы
– Хочешь сказать, что наша работа бесполезна?
Это прозвучало угрожающе, и я был вынужден сбавить тон. В конце концов, как помнил «мой» Виктор, за составителями этого альманаха – авторы с претензией назвали его «Хроникой текущих событий» – КГБ вёл настоящую охоту, и иногда в сети попадала крупная рыба. Другое дело, что большинство из них были кем-то научены, а поэтому вину-то они признавали, но соратников не выдавали – и получали по минимуму, какие-то смешные сроки. Некоторые и вовсе отделывались исключением из КПСС или из комсомола и увольнением с непыльных должностей.
– Я про такое даже не думал, – честно сказал я и улыбнулся: – На то и кот в доме, чтобы мыши не наглели. Дай им волю – у нас тут всё будет заклеено листовками о том, какой коммунизм плохой и какие коммунисты сволочи. А наши усилия приводят к тому, что они пока варятся в собственном кругу. Но нам ни разу не удалось подвести их под антисоветскую организацию. Отдельные кружки – да. Отдельные группы – да. Но всё это сообщество – к сожалению, нет.
– К чему ты это ведешь? – Денисов чуть оттаял.
– Я предлагаю оставить Морозова на свободе, пусть ходит и носит то, что он носит. Но некоторые из его адресов необходимо потрясти. Например, Петра Якира.
– Якир... – голос полковника стал очень задумчивым. – Ты же знаешь, кем был его отец и как он кончил?
Я кивнул.
– Так вот... – продолжил он. – Санкцию на обыск у него придется получать там, – Денисов ткнул пальцем в потолок. – И не факт, что её дадут. Не маленький, сам должен понимать – задержать человека с такой фамилией означает дать повод нашим врагам снова попытаться опорочить всю нашу страну.
– Можно и не задерживать... – сказал я. – Только если совсем железные доказательства работы на врагов будут. Просто обыск – в рамках оперативных мероприятий по этому делу, – я положил ладонь на папку с материалами по Морозову. – Но дело совсекретное, поэтому в постановлении написать что-то расплывчатое. Главное даже не найти что-то, а заставить того же Морозова сойти с привычного маршрута. Пусть он позвонит ещё кому-то, сходит ещё куда-то. Ещё можно установить наблюдение за Якирами, но, боюсь, эти люди очень осторожны, и наружка лишь зря потратит время. А вот Алексеева... если у неё проходят собрания диссидентов, это может помочь выявить сразу многих. Возможно, мы их и так знаем... скорее всего, знаем. Но точно установить горизонтальные связи не помешает. По той же схеме, что с Морозовым.
Денисов склонил голову и надолго замолчал.
– Вижу, ты хочешь досрочно капитанскую звезду получить? – он улыбнулся. – Похвально. Есть только одно соображение, которое может помешать твоим наполеоновским планам. Разработку этой группы кроме нас ведет ещё и центральный аппарат. У них свои операции, свои приемы, свои цели. И нам могут не согласовать оперативные мероприятия в отношении некоторых персон, причем без объяснения причин. А вот результаты потребуют обязательно. Вот я и хочу у тебя спросить – готов ты к этому? Может, проще завербовать этого Морозова и получать у него нужную информацию?
***
Над возможностью вербовки Морозова я думал всю неделю, и ответ у меня был наготове.
– Он ненормальный, – сказал я. – Привлечь к агентурной работе можно, но потом на проверку его сведений уйдет столько сил и времени, что их не останется ни на что другое. Поэтому предлагаю оставить его на вольных хлебах. Меня только смущает, что он работает на почтовом ящике – то есть надо бы за ним смотреть повнимательнее, вдруг его начнут использовать разведки оппонентов?
– Когда начнут – тогда и будем думать, – как-то безразлично ответил Денисов. – Там и статьи другие, и сроки побольше, чем за антисоветскую агитацию. Хорошо, по Морозову согласен, трогать пока не будем. А с той девицей что?
С Ириной мы встретились в субботу, как и договаривались, пообедали вместе в «Праге» – в этот престижный ресторан по вечерам было не пробиться, но днем попасть туда было легко. К тому же «моего» Орехова там знали, и швейцары не наглели, даже удостоверение предъявлять не приходилось. И закончилась наша встреча очень удачно – и для неё, и для меня.
– Она согласна сотрудничать, но сейчас у неё другие заботы – беременность, скорая свадьба, потом ребенок, – рассказал я. – Если что-то узнает – позвонит, но это дело случая. Когда у неё ситуация устаканится, проведу нужные мероприятия. Пока же побудет под временным псевдонимом «Дон Кихот».
– Что ж... тебе видней, хотя я бы предпочел, чтобы она уже была оформлена как агент. Но приказывать не буду. А почему «Дон Кихот»?
Я усмехнулся.
– Чтобы никто не догадался, как в том фильме.
Денисов тоже коротко хохотнул.
Ирине я, разумеется, про этот псевдоним не говорил – ещё обидится, а обиженные женщины непредсказуемы, особенно беременные. Но на контакт она пошла действительно легко, хотя и предупредила, что с диссидентами никаких дел не имеет. С Морозовым она познакомилась с год назад на конференции по ЭВМ, но это знакомство тогда не продолжилось – он всплыл самостоятельно, сам откуда-то знал, что я работаю в КГБ, и слезно умолял задать мне два вопроса. Ирина вполне могла отказать Морозову и, наверное, была обязана сделать это. Но тот активно напирал на несчастную судьбу той Наденьки, а также на то, что дату процесса над Буковским скрывают даже от его старенькой матушки, чем едва не довел Ирину до натурального разрыва сердца. Она настолько прониклась несправедливостью этих ситуаций, что безропотно отправилась ко мне домой без предварительного звонка, ткнулась в запертую дверь моей квартиры и пошла наматывать круги у подъезда, сильно промерзнув ко времени моего возвращения. Морозову она потом позвонила, но лишь сказала, что ничего не узнала – а он никак на это не отреагировал.