Спасти СССР! «Попаданец в пенсне»
Шрифт:
В этот самый миг «Голос Америки» передал развёрнутую версию причастности Горбачёва к событиям.
Мол, он слишком переусердствовал в своих манипуляциях…
Говоривший за американского диктора Додик Филькинштейн, студент третьего курса ВКШ при ЦК ВЛКСМ, факультет контрпропаганды, с удовольствием пил прямо из горлышка ледяную пепси-колу… недаром он участвовал в конкурсе пародистов в институтском КВН! Получилось у Додика точь-в-точь. И даже лучше.
В
Козырев имел поручение призвать страны НАТО осудить насильственную узурпацию власти в СССР и взять под международный контроль ядерные средства Советской Армии…
Президент США Буш прервал отдых в штате Мэн и срочно вылетел в Вашингтон, в самолёте «ЮСАФ номер один». На пресс-конференции на борту самолёта он признал ГКЧП незаконным, а также сообщил о приостановлении экономического сотрудничества с СССР.
— Нет реформ — нет денег! — заявил он строго и погрозил пальцем. — Ну-ну.
19 августа 1991 года. Девятнадцать часов. Город Москва. Станция метро «Волоколамская», Ждановско-Краснопресненской линии
«Вот автор… загнул! — воскликнет умудрённый нелёгкой (а у такого Читателя жизнь, в силу его имманентного ума и сообразительности, всегда тяжела и неказиста) жизнью демократический Читатель… И это где же такая станция?»
Там же, где и всегда была, — отвечу я. Аккурат между «Щукинской» и «Тушинской»…
Московское метро строилось проклятыми коммунистами — на вырост… Вот построят на месте аэродрома Центрального аэроклуба им. Чкалова жилой район — а станция метро под него уж и готова!
Да так себе, правда, станция — не «Комсомольская-Кольцевая» с её мозаиками или «Новослободская» с её витражами — обычная «сороконожка». Но удобно — один выход на Волоколамку, второй — пока в чисто поле, к улице Водников…
А пока что поезда проходили «Волоколамскую» без остановок.
…Борис Николаевич Ельцин, президент и вообще… гарант, с трудом разлепил опухшие после трёхдневного (с шестнадцатого августа) пьянства глаза…
Вокруг было темно и холодно. Вдали что-то ритмически прогрохотало.
Что-то тупое и жесткое немилосердно попинало его под рёбра:
— И что, ты хочешь мне сказать, что это вот — оно самое?! А кто тогда на танк лазал?
«Какой танк? — подумал Ельцин. — Да я и с моста-то падал, не то что с танка…»
Рядом опять что-то железно прогрохотало…
19 августа 1991 года. Семнадцать часов восемнадцать минут. Москва, Дом Верховного Совета РСФСР. Цокольный этаж, комната 221-в
Неторопливо, мелкими глоточками потягивая из плоской стеклянной фляжечки
По внутренней телесети шла непрерывная трансляция из зала заседания.
Как раз сейчас вальяжно развалившийся на председательском кресле, как на деревянном ящике из-под яблок на грозненском рынке, Руслан Имранович Хасбулатов снисходительно предоставлял слово «полезному идиоту» — Сергею Адамовичу Ковалёву.
Следовало ожидать очередной порции мерзопакостнейшей грязи, готовой вот-вот политься из «трейтьего микрофона…» в адрес позора мировой демократической общественности — гнусного «совка».
Впрочем, Коржакову было глубоко плевать и на юродивого правозащитничка, и на этого слишком образованного чурку, и на так называемую Россию!
Кресло было мягким, «Хенесси» — старым, а на остальное — насрать и забыть… Зачем он когда-то поступал в КГБ?
Вовсе не за тем, чтобы быть в передовых рядах вооружённого отряда партии!
Отнюдь. Тогда затем, чтобы сытно жрать, сладко пить и ни хрена ничего не делать?
Не совсем. Хотя гораздо ближе к теме. Но! Еще ему до визга хотелось Власти — и трепета, в который вгоняла обывателя заветная красная книжечка.
Именно ради того, чтобы прикоснуться к ней, к власти — он последовал в республиканский КГБ (жалкое подобие союзного), куда стекалось всё отребье, а оттуда — после того как его сократили — прямиком в приёмную первого заместителя Госстроя, карандаши точить… Именно поэтому он терпел выходки этого свердловского алкаша!
И вот теперь его мечты сбывались — он будет рядом с Первым! По-прежнему ничего не делая, ни за что не отвечая, но сияя отражённым цветом величия Руководителя огромной страны.
Кроме того, с сегодняшнего дня ему шла двойная оплата — у себя в «конторе» и ещё — в валюте, выплачиваемая деловыми партнерами.
Дверь внезапно распахнулась…
На пороге стоял смертельно бледный Барсуков (полезный человек — есть МНЕНИЕ назначить его ПОТОМ комендантом Кремля) и испуганно блеял:
— Он исчез.
— Кто исчез? — не понял Коржаков.
— Да… Первый исчез!
Коржаков резко обернулся к телеэкрану — Ельцин по-прежнему сидел рядом с Хасбулатовым, всё такой же бодрый и весёлый.
— Ты что гонишь?! Да вот же он! — ткнул в экран пальцем главный охранник.
— Я не про него… Я про… того… настоящего…
— А-а-а. Не морочь себе голову! Кому этот куль обдристанный нужен. Небось, забурился куда-нибудь в подвал, зашхерился между тёплыми трубами и дрыхнет себе! Ни черта, оно проспится — и само вылезет.
— Но всё-таки… как-то неудобно…
— Не ссы, полковник! В случае чего — у нас (шёпотом) и ещё один, третий, в запасе есть… — и Коржаков с удовольствием глотнул ещё коньячку…