Спасти СССР. Часть 4
Шрифт:
Они говорили минут десять — по обстоятельствам это долго. Потом мужик сел в Волгу и укатил, Лис пошел дальше. Приметливый Игорь заметил, что пальцы непроизвольно ощупывают карман — значит, деньги получил и видимо не пять рублей.
Он записал в блокнот номер и приметы машины и мужика. Посмотрев на часы, записал и место встречи, которое изменить нельзя.
— Да ты хоть понимаешь, как ты всех подставил! Да если бы с тобой что-то случилось, за тебя отвечали бы все, начиная от меня и заканчивая начальником ГУВД!
Игорь стоял, потупив глаза. Он уже давно вырос
— А вы куда смотрели?!
— Мы сообщили. Телефон искали.
— Сообщили они! Вашего товарища убивать в это время могли! Сообщили!
Раз в два дня их возили на городской переговорный пункт[39], позвонить домой, чтобы родители не волновались. Игорь потратил свой звонок, чтобы позвонить в республиканское МВД и попросить капитана Торопова. Его переключили на дежурного, который сообщил, что капитана Торопова на месте нет — но сообщение для него он принял.
Система МВД работала четко — уже к вечеру к школе, в которой они разместились, подъехала белая шестерка. Это и был капитан Торопов...
— ...Ты тоже здесь? — он поздоровался с Игорем как с взрослым — давно?
— Третий день.
— Ясно. Что сообщить хотел?
Игорь рассказал все что видел. На последних словах Торопов окаменел лицом
— Повтори номер.
Игорь повторил.
— Точно такой? Ошибки нет?
— У меня память — фотографическая. И я записал еще. Там еще на бампере такие дополнительные фары противотуманные, желтые.
Торопов внимательно посмотрел на Игоря
— Ты в каком классе?
— В девятом.
— О, еще год. Совсем значит, боец — молодец. Отслужишь, приходи к нам. У нас принято перед розыском два года на земле отработать, но тебе не надо будет. Сразу в розыск пойдешь.
Торопов похлопал парня по плечу
— Нюх у тебя есть — сказал он — на плохое. Не у всех есть. Тебя и учить почти не надо, а у кого его нет, тех учи — не учи. Подумай, хорошенько.
— Подумаю. А Волга?
— А про нее забудь. Я сам разберусь. И не говори, что ты видел.
В городе Торопов был старшим от казанского угрозыска, группы, переброшенной на усиление. Они третий день мыкались по городу, спали когда и на чем придется, работали. Больше половины задержанных — несовершеннолетние, допрашивать их можно только в присутствии законного представителя или педагога. Некоторым нет четырнадцати лет — им вообще ничего не сделаешь, только соли на хвост насыплешь. Хотя есть такие, которые уже успели совершить тяжкое преступление и не одно. Тем, кто от четырнадцати до шестнадцати тоже мало что светит — можно отправить в колонию для подростков. Только с шестнадцати наступает полная уголовная ответственность — только...
Перед самым отъездом его попросили присутствовать — для острастки — на заседании районной комиссии РОНО по несовершеннолетним. В школе у какого-то начальства сына избили жестоко, папа работает в райкоме — и со связями в обкоме. Такие комиссии делали «черновую» работу — когда кого-то избили, но кости не сломали и голову не проломили. По каждому заседанию такой комиссии и ее предыстории можно было бы снять шокирующий фильм.,. хотя сняли ведь, «Жестокие игры молодых»[40] называется. Показывали перед сеансами в кинотеатрах. Помогло? Ничуть. На таких вот комиссиях, если на них посидеть в разных районах несколько дней и становится ясен чудовищный масштаб насилия в городе. Кажется, весь город встал на дыбы — дерутся, бьют, ломают кости, грабят, отнимают у сверстников по пятнадцать, двадцать, пятьдесят копеек. Опускают — новая мода появилась — поставить на колени и обоссать. Становится жутко при мысли, что будет, когда это поколение войдет во взрослую жизнь.
Завели лидера. Некий Марьян Гуткало — надо, кстати, выяснить, откуда он. Акселерат — переросток, под метр восемьдесят, сам какой-то развинченный, сидеть прямо на стуле не может. Справка на него — в тюрьме не примут. Дважды второгодник — это как надо было допечь учителей, сейчас второгодников мало, показатели сбивают. Неполная семья, собрал в классе вокруг себя шпану, терроризирует одноклассников. В прошлом учебном году сорвали одиннадцать уроков. Учится — три пишем, два в уме...
Главой комиссии была пожилая женщина, ее голос звенел от гнева.
— ...Ты зачем его Гуткало ногой по голове ударил? И это у вас каратом называется?
— Каратэ — поправил Гуткало
— Да мы тебя в колонию! — голос председателя комиссии бил децибелами, что не производило на хулигана никакого впечатления — мы тебя в колонию отправим! Там будешь кровь из учителей пить! Мы тебе покажем!
— Да, пожалуйста — Гуткало был непробиваем.
Себе Торопов записал — надо проверить, где у них качалка, за незаконное преподавание каратэ уголовная ответственность. Но сделать не успел — бросили сюда.
Тут он навидался на таких же Гуткало... они еще не понимали, что массовые беспорядки — куда серьезнее статья, чем обычное для них хулиганство, по ней можно куда круче заехать. Но все как один — одинаковая пацанская униформа, молчат как партизаны на допросе, твердо уверены, что управы на них нет и не будет. Тут интересно то, что сельская шпана, в том числе великовозрастная — столкнулись с городской культурой группировщиков. Столкновение оказалось для них шоком — задержанных тугановцев всех допрашивал КГБ там националистический окрас, это уже их подведомственность. Но ему довелось присутствовать при снятии показаний следователем прокуратуры с одного из потерпевших в той массовой драке, что положила начало беспорядкам. Лежал он в больнице, анамнез — перелом ноги в двух местах, черепно-мозговая, ожоги. Он все время повторял — они не люди, мы зверей вырастили. Они не люди...
Начальство громыхало словами, на совещании присутствовал прокурор города. Сыпали статистикой — любой опытный милицейский начальник прекрасно знает статистику и как ей манипулировать. В общем-то тут и неправды не было — беспорядки в городе удалось подавить, внутренние войска разбираются с районом. Вопрос — что дальше? Приговором суда дело не поправишь, Торопов понимал — группировщики пополнят свои ряды и продолжат, тугановцы эти тоже не успокоятся. Тут главное — конфликт чужого, построенного на ровном месте и с чужим населением города — и местного района. Он уже не уйдет, кровь — не водица...