Шрифт:
СТАТЬЯ ПЕРВАЯ
I
Говоря поистине, в настоящее время нигде, может быть, нет столько вопросов, как в России. Передовые люди, желающие руководить развитием идеи и направлением умов нашей страны, очевидно, только в шутку сетуют на темноту наших соотчичей, а на самом деле несомненно считают Россию самою способною страною для беспредельного прогресса.
Существование такого лестного для нее убеждения между прочим доказывается как массою вопросов, предлагаемых ей к разрешению ее передовыми людьми, так и свойствами этих вопросов, ибо в числе этих вопросов большая половина решена неудовлетворительно всеми западными народами, имевшими социальные революции и имеющими свои, относительно либеральные, учреждения. России в разрешении этих вопросов предоставляется как бы право перерешения и вершения. Правда, что в числе этих так называемых вопросов, поступивших на перерешения, в России было очень много вопросов уже очень старых, переставших быть вопросами,
1) Мужики люди ли?
2) Женщины люди ли?
3) Хорошо ли народ учить грамоте?
Вопросы эти обсуждали и, обсуждая их, старались пространно доказывать: что мужики люди, что женщины люди и что народ учить грамоте очень хорошо.
С «Современником» никто не спорил, что мужики люди, что женщины люди и что народ учить грамоте хорошо, и справедливость требует сказать, что почтенному журналу ни по одному из этих трех затруднительных вопросов не посчастливилось сказать ни одного здравого слова, которое бы пережило, например, хоть просьбу редактора этого журнала поэта Некрасова к покойному М. Н. Муравьеву не щадить умышлявших на жизнь Государя Императора, но, тем не менее, за «Современником» осталась репутация специалиста в разрешении вопросов: 1) Мужики люди ли? 2) Женщины люди ли? 3) Хорошо ли народ учить грамоте?
За этими головоломными вопросами шел целый ряд других вопросов, столь же головоломных и тоже создавших себе в России своих специалистов.
В числе таких вопросов мы должны назвать женский вопрос, который отличается не только своею пустотою и бестолковостью, но и своею живучестью.
С тех пор, как у нас начали обсуждать этот вопрос, в жизни нашей страны произошло много событий, потребовавших от русских людей серьезного отношения ко многим вопросам, действительно заслуживающим это имя. Таковы: 1) крестьянский вопрос, 2) вопрос польский, 3) вопрос о полякующих русских, 4) восточный вопрос, 5) вопрос о судебной реформе, 6) вопрос земства, 7) финансовый вопрос, 8) вопрос о достоинстве нашего государственного значения в среде злобствующих на нас государств Европы, 9) вопрос о сокращении армии, 10) вопрос о печати и др. Но прежде чем большинство этих вопросов соединенными усилиями лучших людей государства получило окончательное разрешение и устой в направлении, противном желаниям людей, небрегущих о силе и славе России, специалисты по части пустых вопросов выдвигают на сцену свои мелкие хлопоты и заводят речи о том, что не вызывает ни речи, ни объяснений.
В эти минуты, которые можно назвать почти торжественными минутами, когда нация, может быть, впервые за сто лет назад, снова начинает чувствовать себя нацией и не безучастливо смотреть на внешние и внутренние распорядки своего правительства, горсть мелких людей старается отрывать общественное внимание вопросами ничтожнейшими, о которых говорить и не говорить все равно, но которыми усиливаться занять общественное внимание в такое серьезное время недостойно людей, мало-мальски солидных.
Не будет особенно резко сказать, что если бы такие усилия не объяснялись пустотою и тупостью производящих их людей, то их можно было бы объяснить изменою стране, желанием отвлекать общество от солидных вопросов, требующих всего его внимания и участия.
II
Женский вопрос в России явился совсем не так, как все другие, вышеназванные нами вопросы, возникшие исторически. Женский вопрос не заявлен к разрешению самою русскою жизнью, как поставлены ею, например, вопросы, вытекавшие из реформ судебной и крестьянской, из дела польского, из сепаратных стремлений наших иноплеменных подданных, из нерадения русских чиновников в западном крае о выгодах России или даже из угнетения единоплеменных нам народов на Востоке. Женскому вопросу не предшествовало никакое событие, вызвавшее его на сцену, а он создан и предложен к разрешению одним человеком — сосланным впоследствии в каторжную работу и там и умершим литератором Михаилом Ларионовичем Михайловым.
Этот писатель, известный своею необычайною способностью увлекаться и замечательный гораздо более пламенностью своих фантазий, чем логичностью своих мыслей, открыл женский вопрос в своей собственной голове и заговорил об нем со всею смелостью и бесцеремонностью, составлявшею особенность манеры писателей тогдашней эпохи. Из уст г. Михайлова и быстро составившегося за ним ряда первых специалистов по женской части общество русское узнавало, что женщины наши унижены, оскорблены; что они всегда находятся в зависимости от мужчины или от семейства, что у них нет прав и что эти права им и надо добыть. Каких именно прав им надо было добывать, — об этом ничего ясно сознанного и определенного в тех первых заявлениях сначала еще не было, а говорилось только о необходимости прав. Можно было понимать только одно, что борцы за эти права имели в виду предоставление женщине равноправия с мужчинами; а более же — они все плакались над долею женскою и давали чувствовать, что знают, чем ей помочь, но что этого неловко как будто сказать, потому что правительство это… цензура… ну, и все такое, чем обыкновенно в подобных вещах пользуются нигилистические писатели. Цель этих недомолвок, разумеется, достигалась. Это секретничанье очень многих женщин заинтриговало. Тут, на этот грех, во время интереса, возбужденного хлопотами эмансипаторов, жена одного из губернских сановников, госпожа Толмачева, прочитала перед публикою «Египетские ночи» и нашла приличным подчеркнуть в своем чтении этого стихотворения слова: «кто здесь меж вами купит ценою жизни ночь мою». Провинциальные нравы несколько оскорбились чтением этих стихов дамою, и один из литераторов обывателей пожаловался на г-жу Толмачеву редакции уже не существующей теперь газеты «Век». Г-н Петр Вейнберг, редактор названного журнала, к чести своего тогдашнего направления, не одобрил странной выходки сановной дамы и позволил себе посмеяться над выходкой г-жи Толмачевой. Это неодобрение, которое нынче принесло бы г. Вейнбергу похвалу от всякого человека, уважающего благовоспитанность, тогда было названо «безобразным поступком „Века“», и г-н Михайлов оборвал г-на Вейнберга самым энергичным образом. Михайлову поспешило вторить множество других голосов, и все перекликнувшиеся этими голосами в этой самой перекличке почувствовали как бы некоторое сплочение. Они осязали снисшествие на них некоего особого духа, ощутили на челах своих некое помазание, возносившее их над толпою, имеющею общение с женщинами без специальной к этому подготовки, и начали священнодействовать. Усилиями этих людей и создался специальный женский вопрос, в котором они и зачислили себя специалистами.
Служение женскому вопросу началось воздвижением всеобщей ругани против «Века», и справедливость требует сказать, что эта всеобщая ругань была вполне достойна большой страны, имеющей большую литературу. Ругань эта была не только беспощадна, но и влиятельна. Она навела трепет на весь класс, перед которым братья Курочкины секли г. Вейнберга, и страшно повредила новому журналу. Чести и правоты Вейнберга в этом деле не поддержал никто. За него не заступился ни один журнал из тех, которые нынче, после перемены ветра, так решительно выражались против явлений женского нигилизма, и ни один из писателей, которые ныне так зло осуждают в других давно прошедшую шаткость их принципов и убеждений. Что стало так легко и просто после «Взбаламученного моря» и «Некуда», на то до них не смел повернуться ни один язык. Напротив, литературные слухи пронесли, что даже самые именитые сотоварищи г. Вейнберга по изданию «Века» профессор г. Кавелин и теперешний академик Российской академии наук В. П. Безобразов, оба люди с чинами, с крестами и с положениями, вознегодовали на Вейнберга за его неуважение к женщине, публично читавшей «Египетские ночи», и получили с этих пор совершенное охлаждение к своему журналу. Г-н Вейнберг играл самую жалкую роль и, как козел очищения, был загнан в неведомые дебри, доколе исправился там и взят нигилистами к делу.
Скандал г-жи Толмачевой получил в рассказанном событии громкую огласку, и с тех-то счастливых пор женский вопрос и поднесь не сходит со сцены. Понято было всеми, что в оправдании чиновницы Толмачевой видна готовность общества оправдать в женщине пренебрежение условиями приличий. Решено было, что, стало быть, женщина может ходить всюду, куда ходит мужчина; говорить все, что говорит мужчина; предлагать сама то, чего у нее до сих пор старались заслуживать, и на эти темы пошли сочиняться статьи, повести и трактаты. Ни по одной части, кроме разве педагогии, не откликнулось столько специалистов, как по женскому вопросу. Как о воспитании детей писали все, не исключая даже г-на Пятковского, так все же почти, опять-таки не исключая Пятковского, взялись писать и о женской воле, — о женской свободе.
Резюмировать все требования, разновременно заявленные специалистами по женской части, едва ли возможно. Требования эти все одинаково близко граничили с бредом сумасшедшего, с жестокостью варвара и с бесчестием развратителя. Начав оправданием выбора чтения перед публикою, сделанного чиновницею Толмачевою, специалисты по женской части издевались над всем, что составляет так называемую женственность; отвергали типичные черты, присущие женской натуре; смеялись над женской скромностью, над ее стыдливостью; представляли верность ложа запощеванским предрассудком; материнскую заботливость о детях называли узостью взгляда, которому противупоставляли широкий взгляд на сдачу детей попечению общества или на существующую будто бы возможность любить чужих детей, как своих. Они добивались допущения женщин в одни и те же училища с мужчинами, указывали на уместность замещения женщинами многих служебных должностей, нынче занятых мужчинами, — а потом уже впали в круглое бешенство, и в этом бешенстве один из женских эмансипаторов предлагал России женское войско, а другой объявил, что очень глупо видеть что-то предосудительное в профессии женщин, торгующих своими прелестями, ибо с настоящей точки зрения проституция, как ремесло, ничуть не хуже многих других ремесел, а некоторых даже и лучше.
Все эти специалисты по женской части подвизались преимущественно в двух больших журналах: в «Современнике», редактированном г. Некрасовым, который впоследствии оказался добрым патриотом и просил генерала Муравьева «виновных не щадить», и в «Русском слове», редактированном г. Благосветловым, который недавно перебил наборщиков своей типографии. За этими двумя большими журналами тянулась целая плеяда маленьких изданий, считавших за честь себе вторить во всем «Современнику» и отставших от г. Некрасова только тогда, когда почтенный поэт попросил покойного Муравьева не щадить злоумышляющих на жизнь императора.