Специальные команды Эйхмана. Карательные операции СС. 1939—1945
Шрифт:
Несмотря на свою занятость наукой, Зикс находил время для участия в маршах коричневорубашечников (штурмовиков) по городским улицам со своими друзьями-нацистами. В 1930 г. он сам стал полноправным членом нацистской партии. Впоследствии он вступил в сеявшую смерть организацию СД и благодаря еще одному неожиданному повороту колеса фортуны стал старшим начальником над главным палачом того времени Адольфом Эйхманом. Именно Зикс рекомендовал Эйхмана к назначению в научный музей по делам евреев, и именно он помог организовать поездку того в Палестину в 1937 г.
Вызывая в нацистских кругах неизменное восхищение и уважение, каким пользовались в их
Готовя эйнзатцгруппы к выходу на намеченный маршрут, Эйхман, благодарный своему бывшему учителю за старт, который тот ему обеспечил, и хорошо зная об идеальных качествах исполнителя Зикса и его антисемитизме, рекомендовал его Гейдриху на должность командира так называемой «предварительной команды Москва», которая, как и все другие подобные команды, была нацелена на истребление евреев.
Но когда Зикс занял место свидетеля, он принялся отрицать участие его подразделения в казнях, даже несмотря на то, что в наших руках находились документы, неоспоримо свидетельствующие о том, что его команда со всем пылом выполняла пресловутый приказ фюрера.
Зикс настаивал на том, что задачей его людей был сбор документов и архивов, но, даже если это и было правдой, это вовсе не исключало участия подразделения в ликвидациях. Гитлер приказал уничтожить всех партийных деятелей. Списки этих людей были найдены среди «архивов и документов», которые собирал Зикс. Все эти люди были отправлены на расстрел сразу же после того, как их обнаружили.
Зикс также настаивал на том, что его интерес к евреям был чисто академическим. Природу этого научного интереса можно понять из его речи, произнесенной в апреле 1944 г. в Круммхубеле (ныне городок Карнач, горнолыжный курорт в горах Крконоше на юго-западе Польши. — Ред.), на совещании консультантов по еврейскому вопросу. Вот выдержка из нее: «Физическая ликвидация восточного еврейства лишит всех евреев биологических резервов… Еврейский вопрос должен быть решен не только в Германии, но и в международном масштабе».
Несмотря на эти призывы к уничтожению еврейства, Зикс заверял, что он был вполне терпимым человеком. Он сидел, откинувшись спиной на спинку свидетельского кресла, и был похож на человека, образование которого настолько глубоко и широко, что не позволяет ему скатиться к мелочности расовых предрассудков. Зикс объяснил, почему для него было невозможно быть антисемитом. Еще во времена, когда он работал над своей докторской темой, двое его любимых преподавателей были евреями. Он заявил, что ничего кроме огромного уважения к тем людям не испытывал, что он считал их своими друзьями. Он часто был в гостях у них дома и даже после окончания учебы продолжал переписываться с одним из них. Я спросил у него, как он относился к тем двум евреям, после того, как на них обрушилась вся ярость нацистской бури. Он пожал тяжелыми плечами: «В любом случае мне было крайне неприятно, что эти люди попали под жернова новых правил и законов».
Но он полагал, что на самом деле евреи не очень сильно пострадали. Когда ему напомнили о том, что примерно 1 миллион евреев подверглись преследованиям, Зикс резко наклонил голову вперед и недоуменно спросил: «Что вы имеете в виду под преследованиями?»
На
Из объяснений Зикса следовало, что он считал «бесстыдным и скандальным» разрушения и поджоги синагог, но не видел ничего плохого в выполнении приказа Гитлера по еврейскому вопросу.
Как Давид в схватке против Голиафа, тщедушный Ференц посмотрел вверх на высокого Зикса и с презрением в голосе спросил: «Вы заявили, что когда вы узнали о поджогах синагог, то чувствовали стыд за немцев. Я спрашиваю у вас как у немца, ощущали ли вы стыд и позор, когда вы узнали об убийствах беззащитных людей?»
В ответ Зикс пожал плечами и хитро ответил: «Это зависит от обстоятельств».
Но от Ференца не так легко было отмахнуться. Он настаивал на определенном ответе. Зикс обратился к судьям с возражением. Ференц повторил вопрос. Зикс вышел из себя, но в конце концов, призвав к работе весь свой большой ум педагога, ответил: «Тот факт, что поджигали синагоги и не предпринимали шагов, чтобы предотвратить это, я воспринимал со стыдом, как немец и как человек. Но я не могу воспринимать со стыдом приказ. В конце концов, можно было бы сказать или не говорить о содержании приказа, но не о самом приказе.
Я также не могу назвать приказ скандальным. Если глава государства издает приказ, я могу судить о нем только как человек, и я готов воспринимать и осуждать его как человек. Но я не могу назвать скандальным приказ главы государства».
Своим ответом Зикс сорвал с себя внешний налет образованного и культурного человека и предстал перед нами во власти первобытных предрассудков. Несмотря на то что прошли годы с тех пор, как фюрер подписал этот приказ, несмотря на то что весь мир пришел в ужас от преступлений, совершенных в государстве, возглавляемом Гитлером, несмотря на то что в результате тирании Гитлера вся Германия лежала в развалинах, несмотря на то что Зикс и его коллеги-подсудимые предстали перед судом по обвинению в преступлениях, за которые заслуживали смертных приговоров, он все еще отказывался признавать приказ Гитлера «позорным и скандальным».
Такой ответ настолько удивил меня, что мне захотелось услышать подтверждение. Поэтому я спросил его, не считает ли он уничтожение евреев «позорным и скандальным».
Он переспросил: «Должен ли я отвечать на этот вопрос?»
Я ответил: «Если вы не захотите отвечать, трибунал будет вынужден посчитать, что вы не видите разницы между разрушением мертвого нагромождения камней, кирпича и раствора и жизнью живых людей. Вам предъявили обвинение, и вы добровольно даете показания. Никто из подсудимых не обязан выходить на место свидетеля, если он не хочет этого, но как только он занимает это место, он находится под перекрестным допросом и, конечно, дает показания только добровольно».