Спецкоманда на завтра
Шрифт:
Я хотел было вернуться, чтобы стрельнуть у Юли сигарету. Потому что меня, ну никак не отпускает состояние эйфории… Стою на том месте, где она вчера курила… Внутри меня всё кипит. Наверху хлопает дверь… Кто-то идёт по лестнице, спускаясь вниз.
— Ты прямо мои мысли читаешь, Юль… Дай сигарету!
— Что? И тебя пробрало?
Она достала из кармана бело-голубую пачку. Одну сигарету протянула мне, а другую прикурила сама. Мы курили и молчали… Молчали и курили…
— Что ты такого сделал, Сашка? — спросила меня Юля.
— Да, ничего такого вроде бы. Ты сама всё видела.
— Оказалась вовсе не ерунда… Я, когда уходила, видела, что девочка твоя уже совсем почти в порядке… Если так можно сказать.
— А её травмы. Она же упала с высоты и головой ударилась?
— Я читала её историю болезни. Закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга, подозрение на компрессионный перелом позвоночника.
— С ней всё будет в порядке?
— Теперь, думаю, да… Я только понять не могу, как ты смог «разбудить» её.
— Сам не знаю. Просто я очень этого хотел. Не мог смотреть, как она лежит там такая бледная и прохладная…
— Любишь её?
— Да… Люблю! Очень люблю. Хочу, чтобы она была счастлива.
— Хорошее желание…
— Надеюсь, что с ней будет всё в порядке.
— Я тоже хочу, чтобы так всё и было. Пригласишь на свадьбу? А то мне уже надоело встречаться с вами в разных больницах.
* * *
Я вернулся к себе в палату. Настроение по-прежнему было приподнятоё. Я думал, что сегодня не смогу заснуть… Ошибся… Немного полежал, глядя в потолок, а потом вдруг… Бац. И утро…
01 июля. 1974 год.
Севастополь. Военно-морской госпиталь.
— Просыпайся, соня! Завтрак проспишь!
Вот откуда столько бодрости в этом Коле-морячке, да ещё и с утра пораньше? Неужели так мучает его по утрам голод? А завтрак могли бы и попозже сделать… Поближе к обеду.
Ладно… Хватит капризничать… Пора вставать.
Аня!
Я вспомнил события прошедшей ночи и тут же вскочил, как ужаленный. Надо срочно узнать, что там с Аней. Хотя вряд ли мне прямо сейчас средь бела дня разрешат заходить в реанимацию.
Значит, не будем пока дёргаться…
Интересно, ко мне сегодня кто-нибудь придёт? Лёха с Маринкой вроде бы должны уже обратно в лагерь уехать… Наверное, уехали ещё вчера… Но здесь должен был остаться Васин… И Елена Николаевна… Хотя ей сейчас не до меня. Это уж точно…
Лишь бы с Аней всё было хорошо… Я бы сжал кулаки на удачу, но… Один у меня в гипсе и не сжимается по определению, а другой… Когда я пытаюсь крепко сжать кулак левой руки, то лопаются подсыхающие корочки на ожогах. Так что лучше не надо этого пока делать.
На завтрак была уже немного надоевшая каша. На этот раз манная с комочками…
* * *
Когда в дверь периодически стали заглядывать ходячие больные из других палат, я понял, что что-то тут не так. А что не так, я осознал лишь тогда, когда Коля сунул мне под нос свежий номер газеты: «Слава Севастополя»:
— На!
Я взял сегодняшнюю, но уже слегка помятую газету, где на последней странице была моя фотография и заголовок: «Подвиг юного героя»
Приглядевшись, я понял, что фотография не моя, а Лёшкина… Но сделана она вчера или позавчера…
Корреспондент расстарался на славу… Подробно описал аварию легковушки и грузовика, а потом был рассказ о том, как я рукой разбил стекло машины и вытащил из огня капитана милиции. Упомянул журналист и о том, что я сам пострадал. Написал и про сломанную руку и про ожоги. Только про двоих погибших в огне людях не было сказано ни слова. Похоже, что эта тема немного под запретом. Подвиг — это хорошо. А гибель людей — зачем другим об этом знать?
— Ну, что, герой? — не унимался Колька. — Теперь тебя точно наградят.
— За что?
— Как за что? Человека спас. К тому же целого капитана милиции. За такое точно наградят.
— Ага! Грамоту напишут… Или ещё чего-нибудь придумают.
— Да ты что… Могут часы именные вручить… Или медаль…
— Коля! Какую медаль? Я нечего такого и не делал толком… Вот ты бы на моём месте тоже самое сделал бы.
— Ну, не знаю… В огонь лезть — это надо быть немного того… этого…
— Сумасшедшим, что ли?
— Я не знаю. Я бы в огонь не полез. Вот если бы кто тонул, то да… Я бы нырнул. А огонь…
— Так и я в огонь не полез. Полыхнуло, когда я уже полез. А до этого только дымило.
* * *
Врачебный обход прошёл как обычно. Мне сказали, что ожоги хорошо подживают. На мои вопросы про девочку в реанимации, дежурный врач сказал, что ещё не в курсе…
Вот и всё… Опять лежу и в потолок гляжу…
Не знаю, плохо это или хорошо, что про наши похождения и аварию прописали в местной газете? Но если на фото Лёшка, то он в курсе происходящего. А значит и наши кураторы тоже. Так что хуже от этого не будет.
И всё-таки не хватает информации… Я снова перечитал заметку в газете. Как-то всё уж слишком пафосно написано. Ладно… Проехали. Что мне дальше тут в госпитале делать? Надо каким-то образом узнать про состояние Анечки. Иначе у меня всё из рук сыплется… Вот не было печали…
Странно. Я ведь не обычный подросток… Почему тогда я так себя веду? Ведь я реально влюбился в эту девочку и не представляю себя без неё. Влюбился, как пацан.
Но возникает разумный вопрос… Маринка? Что тогда у нас с ней? Секс? Спорт? И как всё это в будущем отразится на наших отношениях с Аней? Ведь это не нормально. Особенно для семидесятых годов в СССР… Надо будет серьёзно во всём разобраться. И поговорить… С кем? С Аней? И как она воспримет то, что я с Маринкой вытворял? Я понимаю, что с Маринкой всё несерьёзно… Но очень приятно и главное — вовремя. Больше не «сводит зубы» от недостатка секса. Есть куда выплеснуть накопленную энергию. Но поговорить серьёзно стоит хотя бы с Лёхой. Мы с ним как-то отдалились за время моего нахождения в госпитале. Мне его даже не хватает… Интересно, это из-за того, что в этом мире мы братья-близнецы?