Спецназ Его Императорского Величества
Шрифт:
Рифма, под стать настроению, сложилась сама. «Давно я не пытался писать настоящие стихи, — подумал Данилов, — вот и лезет в голову ерунда всякая».
В штабе подполковника сразу провели к Кутузову.
— А, князь! Давненько тебя не видел! Проходи!
— Добрый день, ваша светлость!
— Добрый, добрый! А скажи-ка мне сразу, пока разговор не начали, останется Наполеон в Москве на зимние квартиры или еще чего придумает?
— Откуда же мне знать? У вас для того, чтобы такие загадки отгадывать, начальник штаба есть.
— А-а, Леонтий Леонтьевич! Ему волю дай, так полезет Наполеона из Москвы выкуривать. Все Прейсиш-Эйлау забыть не может, мнит себя победителем Бонапарта. А про Фридланд начисто память отбило. Ладно, посмотрим, что позже скажешь. Смотри, что у меня есть.
Кутузов достал из походного ящика пистолет, который принес ему Данилов с Бородинского поля, цилиндр с пулей, пустой цилиндр и… еще один!
— Я проверял, он подходит к этому пистолету.
— Где его нашли? Как? — разом забыв обо всем, спросил Данилов.
— О, это целая история! Но расскажу, затем и вызвал! Подобрал Денис Давыдов под Вязьмой на хуторе поручика контуженого. Рассказал тот ему, как с отрядом отбил подводы у французов, а подводы возьми да взорвись! А тех, кто жив остался, французы перестреляли, раненых добили. Давыдов сначала отмахнулся, чего с контуженого возьмешь? А на следующий день перехватили они на тракте офицеров, что в Москву направлялись. У одного — убитого — нашли письмо. Вот, прочитай.
Кутузов протянул сложенный лист. Николай, взяв письмо, подошел к окну.
«Его величеству
Императору Франции
Наполеону Бонапарту
Ваше величество! За последнюю неделю уничтожено четыре отряда русских. Два из них почти полностью состояли из местных крестьян. Дерутся неумело, но ожесточенно. Обоз от Бусто добрался успешно. Продолжаю поиск Гусара.
Заметив, что Данилов дочитал, главнокомандующий продолжил:
— Давыдов — умница. Прочитал и снова поговорил с контуженым поручиком, по-другому взглянул на его слова. Потом забрал у него оболочку от заряда и отправил мне вместе с письмом.
Кутузов поднялся с кресла и неспешно начал прохаживаться по комнате.
— Видишь, князь, какой крендель выписывается? Я надеюсь, что лучше этого отряда у Наполеона нет. И вроде место ему сейчас здесь, в наших краях. Только хитер Бонапарт! Мы пытаемся единственную дорогу оседлать, а он своих бойцов, что лучше Старой гвардии, бросает в тыл к себе порядок наводить. Видишь, куда центр сражения переместился! На Смоленскую дорогу. Так вот ответь мне теперь на первый вопрос — останется Наполеон в Москве?
— Если расчистит дорогу, то останется, а если — нет, то, что же ему, с голоду подыхать?
— Верно. А потому догадываешься, куда будет твоя дорога, подполковник?
— Под Вязьму?
— Верно. К своим знакомцам. И попробуй защитить Давыдова, уж больно хорош он сейчас! Сдается мне, что в письме Гусаром Дениса называют! Только самому ничего не говори, а то сразу бросится искать этого Луи! И получится, как с тобой под Фридландом!
Ничего не забывает главнокомандующий. Сколько недель прошло, а будто только сейчас рассказал Николай свою историю.
— Как прикажете, ваша светлость!
— Прикажу! С кем пойдешь, сам реши. Можешь со своим эскадроном. А хочешь, полк дам? Твой Московский драгунский. Залесский в штабе дивизии очень бы кстати пришелся.
— Нет. У Давыдова сейчас от силы полторы сотни сабель, а об охоте на него лично Наполеону докладывают. А если под Вязьмой полк объявится, то целую дивизию французы отрядят на поиски. Я взвод возьму, и потихонечку, незаметно пойду. В войне с лазутчиками французскими лишний шум ни к чему.
— Тоже правильно. Только рассказывал ты мне, как они втроем твой взвод положили.
— Так я теперь на рожон лезть не стану. За одного битого двух небитых дают.
— На том и порешили. Подожди, я сейчас письма напишу Давыдову и Залесскому. А потом уж поторапливайся. Чтобы сегодня к вечеру выехал.
Глава десятая
РОДНОЕ ИМЕНИЕ
«Нечестно! — подумал Данилов, поднимая пистолет. — Они не знают, что я делал это уже тысячу раз. Но не стреляться же мне с этим бесшабашным гусаром».
После разговора с главнокомандующим Данилов вернулся в полк и уже через час ускакал на Юхнов, чтобы подъехать к Вязьме с юга. По пути ночевали в деревнях, французов не встречали, что и неудивительно, — на все дороги никаких сил не хватит. Подъезжая к Вязьме, у Митюшкино, драгуны натолкнулись на небольшой отряд, который, едва завидев всадников, сразу же развернулся и умчался восвояси. Причины такого странного поведения противника открылись, когда Данилов поговорил с селянами. Оказывается, неделю назад французские фуражиры, которые до этого беспрепятственно шныряли по деревням, натолкнулись на многочисленный отряд русских. Не всем удалось унести ноги, а награбленное, и не только в Митюшкино, осталось в деревне. В ответ французы прислали целый полк, но поздно — все добро, фураж и провиант попрятали жители деревни в лесных тайниках. Жизнь быстро научила — что не спрячешь, то отберут.
— Порыскали оне, значит, тут да там, меня расспрашивать стали, — степенно объяснял кузнец.
— Как они тебя расспрашивать стали? По-французски?
— Нет, был у них один в плаще! По-русски лучше меня говорит, как вы, ваше благородие.
— Ну и что же ты ему сказал?
— А что сказал? Что надо, то и сказал. Дескать, угнали гусары повозки на Калугу…
— Гусары? — интерес к рассказу кузнеца сразу повысился в несколько раз.
— Я, барин, не очень-то разбираюсь, мое дело — кузнецкое, а дед Семен, он в кавалерии служил. Так сказал — точно гусары!