Спецслужбы России за 1000 лет
Шрифт:
Получив информацию об организованном сборе вооруженных людей практически у стен Кремля и стремясь предотвратить переворот, Годунов действовал решительно. В ночь на 26 октября 1600 г. он послал к дому Романовых несколько сот стрельцов. Дом был подожжен, а его защитники, оказавшие сопротивление, убиты, многие из оставшихся в живых подверглись аресту. Дворянин Бартенев, служивший казначеем у боярина А. Романова, донес, что его господин хранит в казне волшебные коренья, с помощью которых намерен извести Бориса и его семью. За короткое время по обвинению в чаровстве и заговоре против государя всех братьев Романовых отправили в ссылку в разные места. Федора Никитича постригли в монахи под именем Филарета [73] , чтобы лишить его права занять престол. Вместе с Романовыми были сосланы многие их родственники:
73
Филарет, в миру – Федор Никитич Романов (ок. 1554–1633), – один из главных претендентов на русский престол, патриарх с 1619 г. Отец первого царя из династии Романовых – Михаила. В конце 1600-го или начале 1601 г. по приказу Бориса Годунова был арестован и сослан в Антониев-Сийский монастырь, где был пострижен в монахи под именем Филарета. В 1605 г., при Лжедмитрии I, был возвращен из ссылки и получил сан митрополита Ростовского. В мае 1606 г. участвовал в свержении самозванца. В октябре 1608 г. при взятии Ростова захвачен отрядами «тушинского вора». Находясь в лагере Лжедмитрия II, будучи нареченным патриархом, занимал выжидательную позицию. В июле 1610 г. принял участие в свержении Шуйского. Придерживался прозападной позиции. Участвовал в заключении 17 (27) августа 1610 г. договора с польским гетманом Жолкевским о признании русским царем сына польского короля Сигизмунда III – Владислава. В сентябре 1610 г. возглавил «великое посольство» под осажденный Смоленск, которое должно было окончательно закрепить статьи августовского договора. Однако в ходе переговоров он отказался санкционировать обговоренные условия, в результате чего был арестован и отправлен в апреле 1611 г. в Польшу, где пробыл в плену до середины 1619 г. В июле 1619 г. вернулся в Москву и сразу же был поставлен патриархом. Со времени возвращения из плена и до конца жизни был фактическим правителем страны.
Однако вернемся к слухам о спасении царевича Дмитрия, появление которых было выгодно не только боярству. В 1600–1601 гг. в Москве находилось посольство Речи Посполитой во главе с великим гетманом Литовским Львом Сапегой. Его считают автором плана подчинения Московского государства Речи Посполитой с помощью самозванца, посаженного на московский престол. По некоторым сведениям, в составе посольства был молодой человек, которого готовили на роль царевича Дмитрия. Таким образом, слухи о спасении сына Ивана Грозного могли иметь иностранное происхождение. Это тем более вероятно, что участие польско-литовских войск (как частных наемных, так и подчинявшихся правительству) в интервенции начала XVII в. было связано с именем спасшегося (спасенного) царевича Дмитрия.
Борис Годунов. С портрета XVII в.
Отметим, что в те далекие времена передаваемые из уст в уста слухи имели гораздо большее значение, чем сейчас. Число умевших читать и писать было невелико. Даже среди бояр имелось много неграмотных. Распространение информации осуществлялось почти исключительно в устной форме, а точность ее передачи зависела от личных качеств рассказчика. Чем значительнее (уважаемее) в глазах общества он был, тем больше веры было его словам. Единственным источником официальной информации для населения являлось публичное чтение государевых грамот. В этих условиях слухи становились эффективным инструментом формирования общественного мнения.
Даже в нынешнее время распространение слухов – один из элементов психологической войны. Как показывает опыт, наибольшей эффективностью они обладают в тот период, когда государство находится в условиях политического и/или экономического кризиса. Нестабильность общества создает благоприятные условия для промывания мозгов. Именно такая ситуация сложилась в Московском государстве в результате небывалого голода 1601–1603 гг. Только в Москве, по официальным данным, умерли более 120 000 человек.
В числе негативных последствий голода было появление множества вооруженных отрядов, состоявших из беглых или отпущенных на волю (чтобы не кормить их) холопов, посадских людей и представителей правящих сословий, искавших со своими «дружинами» легкой добычи. В 1603 г. банду Хлопка, сопоставимую с небольшой армией, с трудом разгромили в Подмосковье. Командовавший правительственными войсками окольничий И. Ф. Басманов погиб. Войска под руководством родственника царя С. Годунова, направленные для подавления бунта в Астрахани, были разбиты «воровскими» казаками, сам военачальник едва спасся бегством. Никому не подконтрольные вооруженные отряды становились серьезной угрозой не только для беззащитного населения, но и для власти.
Таким образом, социальная база для поддержки «законного и справедливого» царя была подготовлена рядом объективных и субъективных причин. По нашему мнению, основную ответственность за события Смутного времени несет вязкая, алчная и агрессивная «боярская дружинная среда», повторно – после событий, предшествовавших ордынскому нашествию, – столкнувшая Отечество на грань катастрофы в угоду личным и клановым амбициям.
Исторические материалы, посвященные Смутному времени, указывают на самую характерную особенность той поры – многократное предательство. Большинство московских бояр и дворян неоднократно, несмотря на крестное целование, переходили от одного государя или претендента на престол к другому, руководствуясь не убеждениями, а личной выгодой. Еще одна неотъемлемая черта той поры – широкое участие в междоусобице иностранцев (поляков, литовцев, шведов, немцев, французов, шотландцев и др.), а также казаков, продававших свой клинок не за честь и славу, а за корысть.
По нашему глубокому убеждению, одним из субъективных факторов Смуты явилась также крайне низкая эффективность государевых служб безопасности. В течение Смутного времени практически все претенденты на московский престол были убиты разными группировками заговорщиков. Небольшие отряды хорошо подготовленных наемников, входивших в состав царской охраны и до конца сохранявших верность присяге, изменить положения не могли.
Мы не ставим перед собой задачу выяснить истинное имя Лжедмитрия I и других лиц, выступавших под именем «воскресшего» сына Ивана Грозного. Более важной представляется роль, которую самозванцы сыграли в создавшихся условиях. Здесь и далее для их обозначения будут использованы имена, принятые в историографии. Нас (надеемся, что и наших читателей) более интересуют действия, связанные с борьбой за власть и обеспечением безопасности властителей. В этой связи рассмотрим, какие шаги предпринял Лжедмитрий I (а точнее, те, кто стоял за его спиной) для организации похода на Москву и какие контрмеры по устранению угрозы со стороны внешних и внутренних оппонентов были приняты (или не приняты) правительством Бориса Годунова.
Основной задачей лжецаревича было заручиться поддержкой влиятельных лиц, первыми в ряду которых в 1603 г. считались крупнейшие магнаты Речи Посполитой А. и К. Вишневецкие. По какой причине братья решили поддержать человека, заявившего свои права на московский престол, не столь важно. Возможно, они поверили в то, что царевич настоящий, и решили восстановить справедливость, еще более возможно – сочли ситуацию благоприятной для реализации собственных планов. В числе таких планов могло быть объединение Московского царства и Речи Посполитой в единое государство и создание Польско-Литовско-Московской унии [74] . Главное заключается в том, что благодаря авторитету и связям Вишневецких Лжедмитрий I получил необходимую поддержку у части польской знати. Немалый интерес к его персоне проявила и католическая церковь. В ноябре 1603 г. представитель Папы Римского при польском дворе нунций Рангони доложил его святейшеству о появлении в Речи Посполитой «чудом спасшегося царевича Дмитрия». Нунций содействовал встрече Лжедмитрия с польским королем Сигизмундом III, который пообещал «царевичу» финансовую помощь.
74
Уния (от лат.unio – единство, объединение) – форма соединения монархических государств под короной одного суверена.
В целом польская знать приняла рассказы «воскресшего» царевича весьма сдержанно, Польский сейм 1605 г. даже запретил шляхте поддерживать самозванца. Канцлер и коронный гетман Ян Замойский охарактеризовал историю Лжедмитрия так: «Это комедия Плавта или Теренция, что ли» [75] . Часть шляхты, однако, поддержала «царевича» вопреки воле сейма. В Речи Посполитой тех лет существовала поговорка: «Шляхтич в своем огороде всегда равен воеводе». Одним из самых активных сторонников Лжедмитрия стал тесть К. Вишневецкого сандомирский (самборский) воевода Ежи (Юрий) Мнишек. Этот человек, искушенный в интригах, руководствовался собственным интересом – стать тестем царя Московского.
75
Цит. по: Платонов С. Ф.Указ. соч. – С. 268.
Самозванный Дмитрий на обещания не скупился. Папе Климентию VIII он сообщил о желании принять католичество и обещал покровительствовать католической церкви в случае занятия московского престола. Мнишекам посулил 1 млн злотых и передачу во владение ряда русских городов (Новгород, Смоленск, Псков и др.). Польскому королю Сигизмунду были даны заверения о присоединении к Речи Посполитой Северской земли. Для мелкопоместной шляхты и украинских казаков привлекательно выглядели посулы вознаградить материально и предоставить вольности. Благодаря этому, а также оказанной Вишневецкими и Мнишеком финансовой поддержке под знаменами лжецаревича собралось, по разным оценкам, от 3000 до 10 000 вооруженных сторонников. С. Ф. Платонов объясняет успехи самозванца следующими обстоятельствами: «Будучи представлен к польскому двору и признан им в качестве царевича, самозванец получает поддержку, во-первых, в Римской курии, в глазах которой он служил прекрасным предлогом к открытию латинской пропаганды в Московской Руси, во-вторых, в польском правительстве, для которого самозванец казался очень удобным средством или приобрести влияние в Москве (в случае удачи самозванца), или произвести смуту и этим ослабить сильную соседку; в-третьих, в бродячем населении южных степей и в известной части польского общества, деморализованной и склонной к авантюризму» [76] .
76
Там же.