Спелая ягода
Шрифт:
Я осторожно выглянула из-за шторы. Он все еще стоял на крыше, правда, шорты уже застегнул. Но бинокль по-прежнему был нацелен на мою квартиру.
«Не участковому же звонить? – мелькнула мысль. – Да и что я скажу?»
Тут я вспомнила, что у нас тоже есть бинокль, правда театральный, и быстро пошла в комнату дочек. Покопавшись в шкафу, я наконец наткнулась на него и ринулась к окну. На мое счастье, парень все еще находился на крыше. Бинокль был слабым, но все равно я разглядела его лицо. К моему изумлению, я узнала сына тети Шуры, нашего почтальона. Она жила
«Кажется, его зовут Толик, и ему что-то около четырнадцати лет, – думала я, изучая его вихрастую голову в бинокль. – По крайней мере, я знаю, кто он».
И вдруг меня разобрал смех. Я вспомнила свои страхи, свои предположения, что меня вычислил муж Берковой и охотится на меня, вспомнила, как моток проволоки чуть не угодил мне в затылок и я решила, что это практически покушение на мою жизнь. А все оказалось намного проще. Подросток, распираемый избытком спермы, прицепился отчего-то ко мне.
«Вот уж действительно, верна японская поговорка, что мнительный разум рождает демонов. Но почему такое внимание именно к моей персоне? – удивлялась я, наблюдая за ним. – Вот это-то как раз и странно!»
Я вышла на балкон и демонстративно подняла бинокль к глазам. Толик тут же опустил свой, замер, а потом опрометью бросился к чердачному окну и скрылся.
«Может, отвяжется? – подумала я с облегчением. – Иначе придется разговаривать с матерью».
Но тут я вспомнила лицо тети Шуры, ее маленькие хитрые глаза, казалось, вечно за всеми следящие, ее недовольно поджатые губы и ее резкие ядовитые замечания, и поняла, что особого желания общаться с ней у меня не возникает. Да и чтобы я ей сказала? Что ее сын следит за мной и мастурбирует, глядя на мои окна? Она бы никогда в это не поверила, да еще бы и обозвала меня распутной или сумасшедшей.
В этот момент длинно позвонили. Я замерла, испугавшись. Решила, что это Толик явился, бог знает зачем. Следующий звонок был еще длиннее. Я разозлилась, ринулась в коридор и, даже не посмотрев в глазок, распахнула дверь. На пороге стоял какой-то парень с корзиной красных роз и квитанцией.
– Лазорева Ольга Николаевна? – бесстрастно спросил он, заглядывая в квитанцию.
– Да, – растерялась я.
– Это для вас, – дежурно улыбнулся парень и протянул мне корзину. – Распишитесь о доставке.
Я черкнула в квитанции, подхватила корзину и закрыла дверь. Никогда в жизни я такого не получала, даже на юбилеи. Розы были крупные, свежие, в окружении тонких пушистых веточек зелени. Их было невероятное количество. И пахли они изумительно. Я поставила корзину на пол в гостиной и тут только заметила маленькую открытку, засунутую внутрь цветов. Она была красной, поэтому я, наверное, не сразу ее увидела. Раскрыв, прочитала: «Я буду тебя любить Вечно!» И так расчувствовалась, что слезы выступили на глазах. Я схватила телефон и набрала номер Ника. Он взял не сразу, и какой-то сильный шум практически заглушал его голос.
– Я получила розы, – сказала я. – Спасибо!
– Ты
Тут до меня дошло, что он, по-видимому, в цехе и от этого такой шум и что это не самое подходящее место для объяснения. И ничего не ответила. Ник подождал, потом вновь громко спросил:
– Малыш, ты любишь меня?
– Люблю, – ответила я и закрыла глаза.
– Целую. До встречи! – сказал он. – Береги себя!
Я положила трубку, бросила телефон в кресло и прижала руки к запылавшим щекам.
«Я призналась, что люблю его, – метались мысли. – И что теперь?! И разве я на самом деле люблю его? Ведь ему восемнадцать! А мне сорок».
Но, заглянув в самую глубь души, я вдруг поняла, что действительно испытываю к этому парню вполне определенные чувства. И сказав заветное слово «люблю», я словно открыла плотно затворенную дверь в давно забытый, но такой прекрасный мир. И чувства хлынули и затопили меня.
«Ну и пусть! – думала я. – Могу же я позволить себе быть, хоть и недолго, счастливой. Сколько можно жить, оглядываясь на правила? Да, я влюбилась в молодого парня! И что? Кому от этого плохо?»
Уже давно я вывела для себя собственное понятие греха. Если я делаю что-то, от чего плохо другим, то это и есть самый настоящий и страшный грех. Но если я делаю что-то, от чего плохо лишь мне, то это вовсе грехом и не считается, ведь страдаю лишь я. И сейчас я прекрасно понимала, что такая любовь если и принесет страдания, то только мне и никому более. О своей сопернице я уже не думала, таковой ее не считая. К тому же, побывав у нее в квартире и увидев, что Нику там отведено место разве что комнатной собачки, я в душе освободилась от чувства вины перед ней.
Размышления женщины бальзаковского возраста
В мой дом как-то залетела оса и долго билась о стекло окна, пытаясь найти выход. Я какое-то время наблюдала за ней, потом сжалилась и решила выпустить на свободу. Взяла салфетку и осторожно захватила ее. И понесла к балкону. Но, пока я несла ее, обезумевшая оса ухитрилась ужалить меня через салфетку. Я вскрикнула от неожиданной боли, бросила салфетку и наступила на нее ногой. Потом, глядя на мертвую расплющенную осу, подумала, что если бы она знала, что я несу ее на волю, то сидела бы не шевелясь и терпеливо ждала. А так вместо жизни получила смерть.
Но, возможно, и мы поступаем точно так же, когда находимся в плену обстоятельств? И это Бог заворачивает нас в свою салфетку и пытается вынести на волю? Но мы не понимаем и активно пытаемся вырваться из кажущегося нам ужасного плена, жаля, причиняя Ему незаслуженную боль и сокращая дорогу в смерть. Хотя… Бог наверняка более терпелив и разумен и не будет сразу швырять нас и топтать.
Так как же жить? Плыть по течению, доверять обстоятельствам, даже кажущимся нам тяжелыми и несправедливыми, терпеть до бесконечности, не стараться защищаться – может, это и есть единственно правильный способ жить?