Спички

Кто их нажег-набросал на площадке четвертого этажа, до сих пор не известно. Однако факт остается фактом: с вечера все было чисто, а утром — пожалуйста: целый совок горелых спичек нагрести можно. Ну, паразиты!

— Да кто же здесь насвинячил-то, а?

Уборщица Сима обвела тусклым взглядом четыре двери, выходившие на лестничную площадку. Двери вопрос проигнорировали.

— Спекулянты проклятые! Нажрутся с утра сервелата с сыром, а потом сорят где попало. А ты — убирай за них.

Симе стало обидно. Нет, правда: метешь, метешь, а жильцы все сорят

— Распустили народ — дальше некуда, — сказал муж Иван, выслушав рассказ о спичках. — Бывало, при Леониде Ильиче стыдились пылинку на пол уронить, а нынче, того и гляди, пепельницу за шиворот вытряхнут. Кстати, ты деньги-то получила?

— Не получила.

— Так пойди ж и получи!

Что там дальше было в тот день у Симы, право, не интересно. А на четвертом этаже произошло буквально следующее.

Первым на кучку горелых спичек наткнулся журналист Вертопрахов. Он только что захлопнул дверь квартиры, дважды повернул ключ в замке, шагнул по направлению к лестнице… И сделал стойку.

— Интересно, интересно… — Вертопрахов поднял одну из спичек и задумчиво повертел ею перед глазами. — А ведь в ней что-то есть! Какая-то обреченность, что ли… сюжет… «Кто сгорел, того не подожжешь…» Новый взгляд на проблему, вот что.

Журналист ойкнул от полноты чувств и выкатился из подъезда. И назавтра про тех, «Кто сгорел…», говорил весь город.

— Распустили народ, распустили, — гнул свое муж Иван, открывая утреннюю газету. — Да разве же при Иосифе Виссарионовиче про такое бы написали? Черта с два! Сразу бы к ногтю… Ты сегодня в подъезде была?

— Была, — отвечала Сима.

— Мусор-то этот — лежит?

— Лежит.

— И пусть себе лежит. Не убирай его. Ни черта! Будут в следующий раз знать, как на спичках не экономить!

Иначе повел себя мелкий предприниматель Ляписток. Высмотрел горелые спички у себя под дверью, и тут же догадался, что это — дело рук подлеца-конкурента Шнееровича.

— Видать, хотел меня ночью поджечь, да что-то его спугнуло, — рассуждал Ляписток, прохаживаясь по своей скромной четырехкомнатной квартире. — Ну, Абраша, ну, отморозок! — И подсел к телефону.

«Стрелку» братва забила на десять ноль-ноль в кафе «Парагвай». Прождали битый час, однако в кафе Шнеерович так и не приехал.

Верные люди шепнули: отморозок сидит на чемоданах и ждет визу в Аргентину. Пока братва скидывалась на киллера, след Шнееровича затерялся где-то на границе Боливии и Перу. Тогда Ляписток взял кредит в банке и затеял крупную игру. В Перу срочно отправили «вальщика» Севу Зяблика и еще одного — для страховки. Через неделю посланцы вернулся из джунглей с победой.

Но. Где — дом номер восемь, а где — Перу? Понятно, никакой стрельбы в джунглях жильцы с четвертого этажа не слышали. А вот внимание на кучку обгоревших спичек третий жилец — участковый товарищ Рябчиков, конечно же, обратил. И даже поделился ценной оперативной информацией на утреннем разводе со своим непосредственным начальником — капитаном Скарабеевым.

— Часы швейцарские, фирмы «Павел Буре», тебе в той куче случайно не попадались? — тут же спросил капитан. — Нет? А жаль! Мог бы и благодарность получить. — И пояснил: — На той неделе часы из музея сперли, штучной работы. Цены им нет! Так что ищи, Рябчиков, ищи. Здесь кражей в особо крупных размерах пахнет.

Рябчиков пошел на запах — и вышел на несовершеннолетнего Вадика Б. Тот сидел во дворе на скамейке и баловался спичками. Почти пустой коробок Рябчиков у подозреваемого изъял, а вот «Павел Буре» как сквозь землю провалился.

— И ничего удивительного. Распустили мы молодежь, распустили, — говорил муж Иван, выковыривая из пепельницы окурок. — Да разве ж при Феликсе Эдмундовиче часы из музеев пропадали? Да ни фига! Весь город бы перетрясли, а жулика изловили. И часы бы откопали, и другое прочее… немецкое пальто, например. На меху. Да, кстати, что там, в подъезде? Убрали?

— Не убрали.

Муж Иван заложил окурок в щель между зубов, прикурил и с досадой швырнул горелую спичку под ноги. Сима поморщилась, но ничего не сказала. Тем день и закончился.

А назавтра после обеда вернулся издалека чиновник Добин.

— Я вот в Германии был, в третий раз туда ездил… И что? Там даже пепел с сигареты в подъезде не стряхнут. Жалко, наверное, — сказал Добин прямо на лестнице. Да так убедительно, что и самому понравилось. Впрочем, письменных откликов на свое выступление Добин не получил. «Видать, соседи на работу ушли», — сообразил чиновник. Перешагнул через спички и толкнулся в свою дверь. Та как-то жалобно ойкнула, всхлипнула и распахнулась.

— Обо…крали-и!..

Что было дальше, право, не интересно.

В тот же день, отподметав свое, Сима вернулась домой счастливая.

— Нет больше спичек. Тю-тю! — заявила она с порога.

— Точно — нет? — не поверил муж Иван.

— Я всю лестницу, до самого низа, просмотрела.

— А в подвал спускалась? Могли ведь и в подвал унести, — не сдавался муж Иван.

— Да нет нигде спичек, я тебе говорю, — упрямилась Сима. — Там, на этаже, жильца обокрали. Кожаное пальто сперли, на меху. Милиция понаехала. Говорят, когда ночью замок открывали, кучу спичек нажгли. Следователь их себе в пакетик замел и увез. Вещественное, говорит, доказательство.

— Да уж ясно, что вещественное, — согласился муж Иван. — А с чего этим жуликам, спичек не жечь? Вторая неделя пошла, как лампочку в подъезде вывернули. Жулье! Небось, при Владимире Ильиче никто бы на сорок ватт и не позарился…

И здесь муж Иван, он же — электрик ЖЭУ № 5, энергично зевнул и начал одеваться. День ожидался хлопотный. Предстояло зайти на работу — спросить насчет лампочки, потом завернуть на рынок — узнать, почем нынче идут немецкие пальто на меху. А заодно уж и спичек домой купить. Ну, ни коробочки не осталось!