Спикосрак капитана Немова
Шрифт:
– Такой маленький, а уже отпетый. – Шустрая бабуля с корзинкой вылезла откуда-то из-за спин и, смешно раздувая щеки, закудахтала, как старая курица: – Белье у меня давеча сняли, три наволочки в цветочек, новый пододеяльник, прищепок тринадцать штук…
– А я ему говорю: погодь. – Тощий в кепке и с огурцом за ухом уже рассказывал какому-то инвалиду на самодельном металлическом костыле. – Это что же, говорю, получается; для того, говорю, выходит, человек травился ватрушкой, чтобы всякий залетный хмырь поганил своими вениками здоровую атмосферу рынка? А он мне бумажку тычет: заплачено, мол, и здрасьте. Но мы же тоже не дяди Вани. Человек, он, говорю, не бумажка, даже если у него
– Который? Этот? С прыщом? Или длинный, который в кепке?
– Ворюгу поймали… двух. Один на шухере стоял, на углу, другой колеса с автомобилей свинчивал. А эта бабка, вон та, с корзиной, на Сенном эти колеса толкала, по пятнадцать рублей за пару…
– Бабку они с балкона скинули, хорошо был первый этаж…
– Против ветру оно конечно, против ветру только в аэроплане…
Скоро все это мне надоело. Народ нервничал и ходил кругами, болтая всякую чепуху. Инвалид уже размахивал костылем, выбирая из толпы жертву. Тугоухий дедушка улыбался; он рассказывал, как солить треску. Тощий, одна нога босиком, держал в руке лохматый полуботинок и объяснял на живом примере особенности полета валенка. Кто-то спорил, кто-то смеялся, кто-то громко жевал батон. Тихая, убогая собачонка болталась у жующего под ногами и слизывала с асфальта крошки.
Я тыкнул Щелчкова в бок, но это уже был не Щелчков, а какой-то гражданин в шляпе. Он странно на меня посмотрел, но тыкать в ответ не стал – наверное, не хотел связываться.
Щелчков куда-то исчез и объявился только через минуту; в руке у него был огурец, зато валенок почему-то не было.
– Это я у кощея выменял. – Он ткнул огурцом мне в нос. – На валенки, пропади они пропадом. На, кусай половину.
– Не буду. – Я помотал головой. – От него ухом воняет.
– Как хочешь, – сказал Щелчков и сунул огурец в рот.
Сунул и тут же вынул.
Глава третья. Спичечный коробок с ракетой
У стенки на разбитом асфальте лежала газета «Труд». А на этой газете «Труд», с краюшку, очень скромно, лежал тихий спичечный коробок с космической ракетой на этикетке.
Коробок лежал не один. Рядом с ним на той же газете расположились, тесня друг друга, кучки гвоздиков, шайб, шурупов, маленькие моточки проволоки, лампочки со сгоревшей нитью, горка пробок от бутылок из-под шампанского, заводная курочка-ряба, мутный полосатый стакан, деревянная подставка для чайника в виде профиля Пушкина-лицеиста и прочие разнообразные вещи.
Но ни гвозди, ни железный свисток, ни подставка в виде профиля Пушкина нас не интересовали. Мы видели одну лишь ракету, плывущую среди мелких звезд. И гордую надпись «СССР» на красивом ее боку.
Коробок манил и притягивал. Щелчков, как его увидел, весь затрясся и похудел лицом. У Щелчкова такой этикетки не было. Были с Белкой, были со Стрелкой, были с первым искусственным спутником, с Циолковским было целых четыре, а вот просто с ракетой не было. И у меня не было.
Я бросился к коробку первым. Шаг у меня был шире, и руки длиннее, чем у Щелчкова, на два сантиметра с четвертью. Щелчков хрипел, как безумный, и топал у меня за спиной. Я расставил руки крестом, заслоняя от Щелчкова газету. Я забыл, что такое дружба. Я забыл, что он мой сосед и что мы учимся с ним в одном классе. Я забыл, что я ему должен за контрольную по русскому языку. Я забыл, что прошедшим летом брал у него сачок и удочку. Я забыл, где я живу. В каком городе и на какой планете. Я забыл свое имя. И отчество, и даже фамилию. Я помнил только одно. Дома в коробке из-под зефира хранится мое сокровище. Моя коллекция спичечных этикеток. В двух тонких тетрадках в клеточку. Которую я собирал полгода. По урнам, улицам, по дворам, выменивая у друзей-приятелей, выпрашивая у знакомых и незнакомых. И в этой моей коллекции не хватает самого главного – маленькой наклейки с ракетой.
– Чем, ребятки, интересуетесь? – раздался вдруг тихий голос. – Стаканом? Курочкой-рябой? Есть шурупчики для мелкой работы, «пусто-пусто» из домино, графин…
Меня как в сугроб воткнули. Или окатили водой. Я резко повертел головой и уперся глазами в стену. У стены сидел старичок. Я палец собственный готов был отдать на съедение – только что у стены никакого старичка не было.
– Да, – сказал я нервно и невпопад. – Добрый вечер, то есть спокойной ночи, то есть это… как его… извините…
Из-под правой моей руки просунулась голова Щелчкова. Язык его лежал на щеке. В глазах, в каждом зрачке, лежала на дне ракета и плавали обидные огоньки.
– Вот лампочка, – продолжал старик, – вещь в хозяйстве очень необходимая. Любая мама спасибо скажет. Применяется для ручной штопки. Вот вроде бы элементарная пробка от бутылки из-под шампанского. А надеваешь ее на ножку стула, и на паркете ни единой царапины. Не пробка – настоящее чудо. А этот стакан, видите? – Старичок взял с газеты мутный полосатый стакан, поставил его себе на ладонь и другой ладонью прихлопнул. Ладони сложились плотно; стакан куда-то исчез. – Фокус-покус, – рассмеялся старик. – Ловкость рук и никакого мошенничества. – Он убрал ладонь. Я увидел вместо стакана кольца, сложенные одно в другое. – Сделано в ГДР. – Старичок перевернул бывший стакан вверх дном. – А в придачу еще и зеркальце. – Он показал нам зеркальце. – Лимонаду выпил, стакан сложил и смотри, какой ты красивый.
– Сколько… – сглотнул Щелчков, не отрывая взгляда от коробка. – Сколько он у вас стоит?
– Ну… – Старичок задумался. – Все зависит от покупателя. Иному не отдам и за рубль, а иному и без денег не жалко. Тебе ведь не стакан нужен, ведь так? – Старик внимательно посмотрел на Щелчкова.
Щелчков был уже впереди меня, в одной руке зажав огурец, а другой ощупывая карманы. Лоб его потемнел и сморщился, и стал похож на грушу из сухофруктов. В глазах то вспыхивал огонек надежды, то стояла глухая ночь.
– Вот… – Рука его елозила по карманам, сначала быстро, потом все медленней, и вдруг повисла как неживая. Дать ему было нечего. Щелчков стоял секунд десять молча, потом лицо его налилось краской и он выдавил не своим голосом: – Галстук вам свой отдам, хотите? Почти новый, только вот здесь вот дырочка… – Он с какой-то безнадежной решимостью потянулся к пионерскому галстуку.
– Галстук мне твой не нужен, галстук оставь себе, – нахмурившись, произнес старик. – Какой же ты пионер без галстука! А вот огурец возьму. Если ты, конечно, не возражаешь. Огурец – продукт положительный, поддерживает пищеварение организма. Особенно, когда натощак.
Он взял двумя пальцами огурец, внимательно его повертел, лизнул, посмотрел на свет, поскреб огурцом о стенку и, видимо, не найдя дефектов, убрал огурец в карман.
Я стоял, как глиняный истукан, и молча следил за сделкой. От коварства моего лучшего друга у меня омертвело тело. Только глаза работали, тупо моргая по-лягушачьи.
Щелчков согнулся над коробком; руки его, как хищные птицы, кружили над беззащитной жертвой. Ниже, ниже… Я моргнул и закрыл глаза.
«Вот ведь как получается, – думал я в абсолютной тьме. – Валенки вместе спасали, огурец был тоже напополам, а коробок достанется ему одному…»