Спираль времени. Книга 1
Шрифт:
— Но ведь это ужасно! Именно в этом и заключается проблема!
— А что же тут можно сделать? — спросил Ким. — Его к нам не звали.
Но, несмотря на такое более чем хладнокровное заявление, Кима в глубине сердца тревожила «проблема атланта», хотя он старался скрыть от всех свой пессимизм…
Примерно за месяц до знаменательного дня к Киму явился неожиданный гость.
Когда он назвал свое имя, молодой инженер смутился.
— Ты мог бы вызвать меня к себе, — сказал он, — а не тратить время на полет
— Пустяки! — ответил тот. — Ты наш руководитель, и я прилетел посоветоваться с тобой.
Кима еще больше смутили эти слова.
Прибывшего звали Тиллаком. Это был один из самых известных специалистов по физиологии человека, ученый мирового масштаба. Ким знал, что он состоит членом подготовительной группы, но никогда раньше не встречался с ним.
Именно потому, что таких людей, как Тиллак, в группе было большинство, Ким в глубине души и считал себя недостойным роли руководителя.
Но ничего другого, как только радушно встретить гостя, Киму не оставалось. Навязанную силой обстоятельств, заслуженную или не заслуженную, но свою роль приходилось играть.
— Я тебя слушаю, — сказал Ким.
Он усадил гостя и сел напротив него. В раздвинутую во всю ширину наружную стену кабинета, выходившую в парк, вливался аромат увядающих листьев. Чуть слышно шелестели ветви кленов и лип, росших у самого «окна». Шум города не достигал слуха, и казалось, что дом стоит где-то в сельской местности.
— Хорошо у тебя, — сказал Тиллак.
Он сидел в кресле выпрямившись, высокий, худой, с темным от загара лицом, на котором пробивавшиеся сквозь ветви лучи заходящего солнца играли бронзовыми бликами.
Ким знал, что Тиллак находится уже в преклонном возрасте, но по гладкому красивому лицу, гибкости и легкости движений ему никак нельзя было дать его лет.
— Прежде всего, — сказал он, — хочу принести тебе извинения от имени моих коллег. Мы собрались и обсудили проблему атланта, не поставив тебя в известность об этом. Произошло это почти случайно, на последнем съезде физиологов. Вопрос стоял в узко медицинском плане. Ты же не врач, — прибавил он, как бы в пояснение.
— Разумеется! — ответил Ким. — Вы были совершенно правы. Мне там нечего было делать. Все ясно.
— Увы! — вздохнул Тиллак. — Наши выводы неутешительны.
— Я так и думал.
Ученый с интересом посмотрел на Кима:
— А можно спросить, что именно ты думал по этому вопросу?
Ким коротко изложил свою точку зрения. Скрывать ее от собеседника было бессмысленно.
— Отчасти ты прав, — сказал Тиллак. — И сравнение со зверем в зоологическом саду психологически верно. Каков же твой конечный вывод?
Ким в недоумении хрустнул суставами пальцев.
— Если бы он оказался стар…
— Но он, возможно, молод, или ты считаешь…
— Нет, я так не думаю.
Ким
Но принужденный тон не ускользнул от проницательности старого ученого.
— Да, возможно, он молод, — сказал Тилдак. — И это усложняет проблему. На совещании, о котором я только что говорил, кое-кто высказался в том же аспекте, что и ты. Правда, наметился выход, и о нем я хочу посоветоваться с тобой. Сложный вопрос, — прибавил он.
— В чем суть этого выхода?
— Мы не имеем права лишить его человеческой жизни, — вместо ответа сказал Тиллак.
— Что ты имеешь в виду? Моральный облик?
— Дело не в моральном, а в умственном развитии.
— Это еще хуже.
Минуты две собеседники молчали.
— Видишь ли, — сказал Тиллак, — мы пришли к выводу, что между эпохой атлантов и нашей чрезмерно большое расстояние во времени. Его мозг будет не в силах преодолеть это расстояние.
— Это было ясно с самого начала, — не удержался Ким.
— Не совсем так. Мы не знаем, каков был уровень развития атлантов. А человеческий мозг, во все известные нам эпохи, был идентичным. Человек, скажем, пятого, шестого тысячелетия до нашей эры был способен усвоить всю сумму современных нам знаний. Я хочу сказать, что его мозг был способен вместить эти знания. Но дело усложняется неподготовленностью мозга, тем, что мы называем теперь «мозговой инерцией», зависящей от наследственности. Двенадцать тысяч лет — это слишком много. И наша наука, исследуя возможности мозга древних, по методу нисходящей аналогии, пришла к выводу, что мозг атлантов должен был качественно отличаться от мозга людей даже шестого тысячелетия до нашей эры. Тем более от нашего.
— Мне кажется, — сказал Ким, — что ты не решаешься говорить прямо.
— Это верно, — ответил Тиллак. — И объясняется просто. Наметившийся выход из тупика основан на моих работах. Я просто-напросто боюсь взять на себя ответственность за возможные последствия.
— И все же, — Ким улыбнулся: подобная нерешительность со стороны крупного ученого была ему непонятна и казалась смешной, — все же тебе придется открыть мне тайну.
— Ты хочешь сказать, что иначе мне не было смысла начинать разговор?
— Получается так.
— Я всю жизнь работал над вопросами «мозговой инерции», — сказал старый ученый. — Еще встречаются случаи, когда человек рождается с «неполноценным» мозгом. Грубо говоря, есть люди более умные и менее умные. Даже в наше время это разделение дает себя чувствовать. А в будущем проявления атавизма станут уже совершенно неприемлемыми. И потому наука ищет средства воздействия на «мозговую инерцию». Мне удалось найти надежные средства, но они не испытаны. К чему приведет их применение — никто не может сказать.