Список Семи
Шрифт:
— Согласен. Целиком и полностью.
— Значит, у меня нет причины не верить его словам?
— Нет, мадам… Ваше величество.
— Следовательно, и у вас нет причин отказаться от моей сердечной благодарности.
— Да, ваше величество. Спасибо. Сердечное спасибо.
— Спасибо вам, доктор Дойл, — слегка наклонила голову королева.
Дойл поклонился в ответ.
— Насколько мне известно, у вас возникли некоторые сложности со Скотленд-Ярдом.
— Вынужден признаться, что это так, ваше величество.
— Уверяю вас, что вы можете не беспокоиться
— Я… я чрезвычайно вам признателен.
Королева замолчала, благосклонно глядя на Дойла.
— Скажите, доктор Дойл, вы женаты?
— Нет, ваше величество, я холост.
— Неужели? Такой энергичный и красивый молодой человек, к тому же врач, и не женат? Трудно себе представить, — с юмором заметила королева.
— Я… мне… в общем, просто не было подходящего случая…
— Запомните, что я вам скажу. — Королева доверительно наклонилась поближе к Дойлу. — Очень скоро вы непременно встретите свою судьбу. Супружество часто оборачивается не тем, что мы ждем от него, но это определенно то, что человеку необходимо.
Дойл вежливо поклонился. Королева неожиданно спросила:
— Что вы можете сказать о здоровье моего внука? Я имею в виду герцога Кларенса.
Совершенно обезоруженный внезапностью и прямотой вопроса, Дойл пробормотал:
— У меня не было возможности осмотреть его, а без…
— Я хочу знать ваше мнение, доктор.
Дойл колебался, с величайшей осторожностью подбирая слова.
— Я бы советовал вашему величеству в дальнейшем держать принца Альберта под постоянным наблюдением врачей.
Королева понимающе кивнула.
— Ну а теперь, доктор Дойл, поклянитесь, что вы никогда и никому до конца дней своих не расскажете о том, свидетелем чего вы были.
— Клянусь, ваше величество.
— Ни слова о нашем общем друге и моей дружбе с ним. Я настаиваю…
— Клянусь. Клянусь жизнью.
Королева была, по-видимому, удовлетворена искренностью Дойла. Он понял, что аудиенция окончена.
— Я считаю вас выдающимся человеком, доктор Дойл.
— Вы слишком добры, ваше величество.
Королева встала. Дойл вскочил со своего места и протянул ей руку, тут же испугавшись, что совершил бестактность. Однако королева, мило улыбнувшись, крепко пожала протянутую руку.
— Мы будем держать вас в поле зрения, доктор Дойл. И если понадобится, непременно призовем вас снова. Помните об этом.
— Обещаю, что не разочарую вас, ваше величество.
— Уверена, что не разочаруете.
Королева Виктория снова одарила его ослепительной улыбкой и направилась к выходу. Не успела она сделать и двух шагов, как в дверях — словно по мановению волшебной палочки — появился Понсонби.
— Осмелюсь спросить, ваше величество… — сказал вдруг Дойл.
Королева остановилась и пристально посмотрела на него.
— Наш общий друг… не сообщил ли он вашему величеству, куда он отправился?..
Дойл запнулся, испугавшись, что переступил черту дозволенного.
— Мы всегда предоставляли нашему другу полную свободу действий, — внушительно проговорила королева, подкрепив слова красноречивым взглядом.
Дойл покраснел от смущения.
Королева покинула гостиную, сопровождаемая Понсонби, следовавшим за ней
Понсонби вернулся через несколько минут и провел Дойла по коридорам Букингемского дворца к выходу. Распахнув дверь, он протянул Дойлу маленький сверток.
— Примите с благодарностью от ее величества, — проговорил он с поклоном.
Раскланявшись с секретарем, Дойл сел в ожидавший его экипаж и вернулся в гостиницу.
В номере он развернул сверток. В нем была черная блестящая авторучка — необыкновенно красивая и легкая.
Глава 20
БРАТЬЯ
Дойл прожил в гостинице «Мелвин» еще три дня. По утрам от нечего делать он бродил по магазинам, покупая кое-какие мелочи для своего будущего жилища. Он постоянно спрашивал сам себя: что ему на самом деле нужно?
Все эти дни по вечерам он писал Эйлин, надеясь, что когда-нибудь сможет отправить ей эти письма.
В последний день своего пребывания в Лондоне он неожиданно получил письмо. Конверт был очень знакомый: кремового цвета, из тонкой дорогой бумаги. Письмо было написано тем же четким женским почерком, что и полученная им когда-то записка.
Мой дорогой Артур!
В то время, когда вы получите это письмо, я буду за пределами Англии. Я надеюсь, что когда-нибудь вы простите меня за то, что я ушла, не попрощавшись, и за то, что уезжаю, не повидавшись с вами. В момент нашей встречи сердце мое было разбито горем; дальнейшее было столь ужасным, что я не могла позволить себе ни страдать, ни печалиться. И только теперь я могу по-настоящему выплакаться и облегчить свою душу.
Я никогда не рассказывала вам о нем, но сейчас должна признаться, что любила этого человека безумно. Мы должны были пожениться весной. Не знаю, смогу ли я кого-нибудь полюбить так же, как любила его. Возможно, время залечит мою рану, но одному богу известно, когда это будет.
В одном я уверена твердо: весь тот ужас, который нам пришлось пережить вместе, заставляет нас смотреть на жизнь не так бездумно, как это делает большинство людей. Ваша доброта и честность, ваше нежное отношение ко мне и ваше мужество будут для меня маяком, освещающим путь в этом жестоком мире.
Я буду думать о вас всегда, и моя любовь всегда пребудет с вами… куда бы ни занесли вас превратности судьбы. Будьте сильным, мой милый Артур, знайте и помните, что в вас горит огонь, который может творить чудеса. На этой земле вас еще долго будут помнить после того; как плоть обратится в тлен.
Дойл читал и перечитывал письмо снова и снова. Он искал утешения, понимая, что письмо было написано именно ради этого. Возможно, когда-нибудь он и утешится… Но не сейчас. Дойл вложил листок в конверт и спрятал его между страницами книги.
«Когда-нибудь через много лет я найду его, — отстранение подумал Дойл. — Время делает свое дело, и я, вероятно, не буду испытывать той неописуемо острой боли, которая сидит в моем сердце теперь, терзая и мучая меня».
Упаковав вещи, Дойл отправился на вокзал и купил билет до Бристоля.