Сплетающий души
Шрифт:
— Величество! Берегитесь! — завизжал Вроун, отдергивая меня в сторону, пока я глупо таращился на изломанную белую линию, зазмеившуюся по черной дороге и грозящую пройти у меня под ногами.
Мой сон повторялся. Каждая вспышка белого пламени, рассекающая этот мир, вонзала раскаленное копье боли прямо мне в голову.
Новая трещина пробежала под молодым человеком с искривленным плечом, который бежал по дороге прямо к нам. С воплем он протянул ко мне руки, на миг зависнув над пылающей бездной. Но я не мог сдвинуться с места. Его крики еще долго отдавались у меня в голове после того, как он рухнул в разлом, — или, быть
— Проснись, проснись! — вопил я себе, как обычно, когда ночные кошмары становились невыносимыми, — но на этот раз я не проснулся.
Следующий разлом отрезал от меня Вроуна и Оба, но чья-то сильная рука отдернула меня от края зияющей белой трещины.
— Демоны глубин, да очнись же ты!
Паоло.
Еще трижды он оттаскивал меня от рушащихся башен и пылающих трещин. Наш темный островок все таял. Обломки камня градом сыпались вокруг. Пыль и пепел клубились и разъедали мне глаза. Я должен был это остановить. Даже если на нас не обрушится башня и трещина не разверзнется под нашими ногами, если этот мир рассыпется на куски… если я не смогу успокоить боль в своей голове… я все равно не мог больше сдерживаться. Лорды найдут меня… заберут обратно.
Во сне я мог погасить огонь, но здесь… Мне нужна была тьма. Не пустая, холодная тьма — мертвая, бесчувственная сила лордов, которую я так старался удержать запертой, но мягкая и обволакивающая, как сон без сновидений, как отцовский плащ, в который утыкаешься лицом, как полет сквозь прохладную полночь в седле Ясира. Я знал лишь одно достаточно темное место, даже в таком сумрачном мире, как Пропасть.
Не позволяя легким перестать дышать, я упал на подогнувшиеся колени, зажмурился и обратился внутрь себя. Внутри, как я и полагал, бушевала та же огненная буря, что и снаружи, паутина пылающей белизны прожигала черный холст моего сознания. Но здесь я мог ее сдержать.
«Притуши свет. Закрась следы. Проследи каждую линию и сотри ее. Снова сделай мир серым — темным и безопасным. Сомкни трещины. Позволь белому пламени пылать, как хочет, за твоими темными стенами. Боль ничего не значит для того, кто рос в Зев'На. Она уйдет, когда погаснет огонь. Когда минет нужда. А пока просто сделай все темным…»
— Не трогайте его. Дайте ему дышать, — донесся из неописуемой дали голос Паоло. — Проклятье, да оставьте же его!
Я открыл глаза. Я лежал, распростершись, на твердой, сырой земле, пара острых камней терзала мою спину. Паоло стоял надо мной, вытянув длинные руки в обе стороны от моего тела, заслоняя меня от толпы, подбиравшейся все ближе. Приподняв голову, я увидел Вроуна, Оба и Занора, которые тоже вытягивали руки, замкнув вокруг меня кольцо.
— Ну дела, я уж думал, ты никогда в себя не придешь, — выдохнул Паоло, перехватывая костлявого юнца с пятнистой кожей, который прокрался за живой заслон и теперь тянул к себе мой плащ.
— Жаль, что тут нет Ясира и Молли, — прохрипел я в ответ и перекатился на бок. — Я бы прокатился, как обычно.
У меня во рту пересохло, словно сено в сентябрьском поле, и вдобавок я трясся, как осиновый лист.
— Они бы копыта откинули от страха, — ответил Паоло. — Я и сам едва удержался.
Пинок его длинной ноги помешал какой-то лысой женщине стащить один из моих башмаков.
— Выходит, это был твой сон — оживший здесь, как и все остальное?
— Да.
Я завернулся в плащ и поднялся на ноги, оглядывая разрушения. Около четверти башен в этом скоплении были стерты в порошок или просто разом исчезли. Дорога, по которой мы шли, была уничтожена — на самом деле вся местность была в беспорядке, словно кто-то перемешал осколки битых горшков и в спешке сгреб их в кучу. Гребни и ущелья, рытвины и груды булыжников появились там, где прежде ничего не было.
— Идем, — сказал я.
Паоло построил моих защитников, и мы двинулись дальше, прежде чем нам помешали тревога, любопытство и благоговейный трепет окружающих.
— Не стоит удивляться, что ты будил весь дом, когда видел сны.
— Так долго это не длилось ни разу, — ответил я, потирая лицо — щеки, нос и губы совершенно онемели. — Что тут произошло?
— Ты остановил это. Как только ты упал на колени, все трещины ринулись к тебе. Но вскоре они перестали появляться. Закрылись. Землетрясение, чем бы оно ни было, унялось, словно и не начиналось вовсе. Все закончилось. Весь этот треклятый мир почернел как деготь, так что я даже подумал, что мы все умерли. Но потом то ли мир опять появился, то ли я проснулся, то ли еще что. Только тебя мы никак не могли разбудить. Ты лежал там, как мертвый. Около часа.
— Не могу этого объяснить.
Звезды мягким зеленым светом озаряли дорогу. Занор трусил впереди, Вроун и Об — по обе стороны от нас. Вскоре Паоло ткнул меня локтем.
— Ты заметил? Там, позади нас.
Я оглянулся. Вдаль, насколько в темноте хватало моего зрения, простиралась разрозненная толпа увечных обитателей Пропасти. Только сейчас, увидев их, я заметил несмолкающее шарканье ног и взволнованный шепот. Сумрачный воздух был теплым и сухим, и звезды озаряли это причудливое море. Все как один затаили дыхание, когда я повернулся, чтобы лучше их разглядеть, и разом выдохнули, когда я, пожав плечами, отвернулся, чтобы идти дальше за Занором. Если только я не ошибаюсь, они последовали бы за мной, даже шагни я с утеса.
Глава 12
Жестами и криками напуганный Вроун пытался разогнать разномастную толпу по домам.
— Прочь, прочь! Охранители увидят!
Однако странный народ лишь качал головами, не двигаясь с места, а когда мы шли дальше, тянулся вслед за нами.
— Наказание страшное грозит им за то, что оставили они свои оплоты, — пояснил Вроун. — Страж не давал им позволения поступать так.
Я, конечно, и понятия не имел, что с ними делать. Если у них были такие законы, лишь их самих касалось, повиноваться им или отвечать за проступки.
— Расскажи нам про башни, — попросил я. — Эти люди живут в них?
Кажется, огненная буря несколько смягчила наших спутников, и они согласились ответить, по крайней мере, на некоторые наши вопросы. В каждой башне жило по одному существу — одиноку, как называл их Вроун. Чем крупнее или замысловатее была башня, тем дольше и успешнее одинок был настоящим. Ни Вроун, ни его друзья не могли объяснить, как одиноки стали настоящими или какими они были до этого. Если я верно его понял — а с Вроуном никогда нельзя было на это положиться, — башни на самом деле были частью самой страны, и мысли и поступки обитателей придавали им форму в не меньшей степени, чем тяжкий труд. То есть они росли.