Сплетение

Коломбани Летиция

Конечно, карьера потребовала от нее определенных жертв. Она стоила ей немало бессонных ночей, а также двух разводов. Сара часто повторяла, что мужчины любят только тех женщин, которые не могут их затмить. И соглашалась, что два адвоката в одной семье – это уже перебор. Однажды она прочитала в иллюстрированном журнале (которые практически никогда не читала) жестокую статистику относительно долговечности браков среди адвокатов. Она показала статью своему тогдашнему мужу, они вместе над ней посмеялись, а через год развелись.

Из-за занятости в фирме Саре часто приходилось отказываться от общения с детьми. Школьные мероприятия, праздники по случаю окончания учебного года, танцевальные спектакли, дни рождения, каникулы, которые проходили мимо нее, стоили ей гораздо больших моральных сил, чем она готова была признать. Сара знала, упущенные моменты невосполнимы, и эта мысль огорчала ее. Ей было прекрасно знакомо чувство вины, которым страдают работающие матери, оно не покидало ее с рождения Ханны, с того ужасного дня, когда ей пришлось оставить ее, пятидневную малышку,

на попечение няни, чтобы заняться срочной работой в компании, где она тогда служила. Она быстро поняла, что в той среде, где она вращается, ее материнским переживаниям не будет места. И Сара стала, отправляясь на работу, прятать слезы под густым слоем крем-пудры. У нее разрывалось сердце, но ей не с кем было поделиться своими терзаниями. Как завидовала она тогда легкомыслию своего мужа, этому очаровательному легкомыслию, свойственному мужчинам, которые, как это ни странно, похоже, не испытывают подобных чувств. Без всяких мыслей переступают они порог своего жилища. Отправляясь утром на работу, они уносят с собой только папки с делами, тогда как на нее постоянно давит груз вины, который она повсюду таскает за собой, словно черепаха тяжелый панцирь. Сначала она пыталась бороться с этим чувством, отталкивала его, отрицала, но у нее ничего не получилось. В конце концов она отвела ему определенное место в жизни. Чувство вины стало ее верным спутником, появляясь внезапно, без приглашения. Оно – как рекламный щит в чистом поле, как бородавка на носу – ненужное, бесполезное, но реальное, и от этого никуда не денешься. С ним надо жить.

Перед своими сотрудниками и партнерами Сара не показывала виду. Она взяла себе за правило никогда не говорить о детях. Даже не упоминала о них, не держала на столе их фотографий. Когда ей надо было уйти с работы, чтобы побывать у педиатра или на родительском собрании, которым она не могла пренебречь, говорила, что у нее встреча с клиентом. Она знала, что ранний уход с работы, «чтобы пропустить по стаканчику», будет встречен с большим пониманием, чем проблемы с нянькой. Лучше соврать, что-то придумать, вывернуться – все, что угодно, только не признаваться, что у тебя есть дети, иными словами, цепи, путы, заботы. Помеха свободе, помеха карьере. Сара помнит одну женщину в фирме, где она работала прежде: та только-только была введена в состав партнеров, но стоило ей объявить о своей беременности, как ее тут же отставили, понизив до простого сотрудника. Это было насилие, скрытое, невидимое, обычное насилие, в котором никто не признается. Сара извлекла из этой истории полезный урок. Оба раза, когда она ждала ребенка, она ни о чем не сказала начальству. Живот у нее оставался незаметным на удивление долго: почти до седьмого месяца никто и не подозревал о ее беременности, даже когда она носила близнецов, как будто дети внутри ее почувствовали, что им лучше не показывать своего присутствия. Это был их маленький секрет, нечто вроде тайного соглашения. Отпуск по беременности Сара взяла самый маленький, какой только можно было взять. Через две недели после кесарева сечения она вышла на работу: безупречная фигура, бледное, но тщательно загримированное лицо, идеальная улыбка. По утрам, прежде чем поставить машину в подземный гараж под зданием офиса, она заезжала на парковку ближайшего супермаркета, чтобы убрать с заднего сиденья два детских автокресла и спрятать в багажник. Коллеги, конечно, знали, что у нее есть дети, но она старалась не напоминать им об этом. Вести разговоры о горшках и режущихся зубках позволительно секретарше, но никак не партнеру фирмы.

Таким образом Сара воздвигла непроницаемую стену между своей профессиональной жизнью и семейной, которые шли обе своим чередом, не пересекаясь, как две параллельные линии. Стена эта была хрупкой, ненадежной, иногда она давала трещину, а в один прекрасный день могла и вовсе рухнуть. Ну и пусть. Ей нравилось думать, что ее дети будут гордиться тем, чего она добилась, кем стала. Количество минут, проведенных с ними, она старалась компенсировать качеством. В семейном кругу Сара была любящей, заботливой матерью. Для всего остального существовал Рон – «Волшебник Рон», как прозвали его ребята, а он смеялся над этим прозвищем, ставшим уже чуть ли не титулом.

Сара наняла Рона через несколько месяцев после рождения близнецов. С предыдущей няней, Линдой, она не поладила. Та постоянно опаздывала, да и вообще не проявляла слишком большого рвения в работе. А однажды и вовсе совершила серьезный проступок, повлекший за собой немедленное увольнение: заехав домой за забытой папкой, Сара обнаружила девятимесячного Итана одного в кроватке в пустом доме. Линда с Саймоном вернулась с рынка час спустя как ни в чем не бывало. Застигнутая врасплох, она стала оправдываться, говоря, что гуляет с близнецами по очереди – через день, поскольку выводить их на прогулку сразу обоих ей трудно. Сара рассчитала ее в ту же секунду. Сославшись в офисе на приступ ишиаса, она за несколько дней перепробовала множество нянь, среди которых оказался и Рон. Обнаружив среди претендентов на такой пост мужчину, Сара сначала отклонила его кандидатуру: в газетах столько всякого пишут… Кроме того, оба ее мужа не слишком отличились в искусстве смены подгузников и кормления из соски, и теперь она сомневалась в том, что мужчина вообще способен преуспеть в таких делах. Но потом она вспомнила собственное собеседование при поступлении к Джонсону и Локвуду, то, что ей пришлось совершить как женщине, чтобы ее приняли в эту среду. В конце концов она пересмотрела свое решение. Рон, как и все остальные, имел право попытать

счастья. У него было безупречное резюме, солидные рекомендации. Он сам был отцом двоих детей и жил в соседнем квартале. Было совершенно очевидно, что он обладает всеми качествами, необходимыми для этой работы. Сара устроила ему двухнедельный испытательный срок, в течение которого Рон проявил себя с самой лучшей стороны: он часами играл с детьми, божественно готовил, ходил за покупками, занимался уборкой, стирал, освобождая ее от самых тягостных повседневных забот. Дети сразу приняли его – и близнецы, и пятилетняя Ханна. Сара тогда только что рассталась со вторым мужем, отцом мальчиков, и ей подумалось, что мужчина будет кстати в такой неполной семье, как у нее. Кроме того, беря его в няньки, она, возможно, неосознанно защищала свои материнские права от посягательств. Так Рон и стал Волшебником Роном, без которого теперь невозможно было представить себе ни ее жизнь, ни жизнь ее детей.

Когда Сара смотрелась в зеркало, она видела там преуспевающую сорокалетнюю женщину: у нее было трое прекрасных детей, дом в шикарном квартале, карьера, которой многие завидовали. Ее словно срисовали с тех вполне состоявшихся женщин, что улыбаются со страниц глянцевых журналов. О ее ране никто не знал, она была невидима, почти неразличима под безупречным макияжем и элегантными костюмами от лучших модельеров.

И тем не менее рана была.

Как тысячи женщин по всей стране, Сара Коэн была разодрана надвое. Она была бомбой, и эта бомба готова была вот-вот взорваться.

Смита

Деревня Бадлапур, штат Уттар-Прадеш, Индия

– Иди сюда. Умойся. Поторопись. Сегодня важный день. Нам нельзя опаздывать.

Во дворе своей лачуги Смита помогает Лалите умыться. Девочка во всем ее слушается, не говоря ни слова, даже когда вода попадает ей в глаза. Смита расчесывает ее длинные, до пояса, волосы. Она никогда не подстригала их, здесь так принято: свои первые волосы женщины сохраняют долго, иногда до самой смерти. Она разделяет волосы на три пряди и привычными движениями ловко заплетает косу. Затем подает девочке сари, которое шила сама по ночам. Ткань подарила ей соседка. Купить школьную форму ей не на что, но это неважно. Ее девочка пойдет в школу нарядной.

Она встала на заре, чтобы приготовить завтрак: столовой в школе нет, и учащиеся должны приносить еду с собой. Она отварила рис, добавив в него немного карри, которое держит для особых случаев. Пусть Лалите будет вкусно в ее первый школьный день. Чтобы научиться читать и писать, ей понадобится много сил. Смита положила еду в самодельный ланчбокс – тщательно вымытую железную банку, которую собственноручно раскрасила. Лалите не должно быть стыдно перед другими. Она научится читать, как и они. Как дети джатов.

– Попудрись. Займись алтарем. Быстро.

В единственной комнате лачуги, служащей одновременно и кухней, и спальней, и храмом, в обязанности Лалиты входит приводить в порядок маленький алтарь. Она зажигает свечку и ставит ее перед изображениями божеств. Она же звонит в колокольчик после окончания молитв. Смита с дочкой вместе молятся Вишну, богу жизни, хранителю мироздания, защитнику всех людей. Когда нарушается мировой порядок, он спускается на землю, чтобы восстановить его, воплощаясь то в рыбу, то в черепаху, то в вепря, то в человекольва, а то и просто в человека. Вечерами Лалита любит посидеть после ужина у алтаря, слушая рассказы матери о десяти воплощениях Вишну. Воплотившись в первый раз в человека, он защитил касту брахманов от кшатриев [8] , наполнив их кровью пять озер. В этом месте рассказа Лалиту всегда пробирает дрожь. Играя, она старается не раздавить ни одного муравья, ни одного паучка: кто знает, а вдруг Вишну где-то рядом, вдруг как раз сейчас он воплотился в одно из этих жалких существ… Бог на кончике ее пальца – подумать только! Эта мысль и радует, и пугает ее. Нагараджан тоже любит слушать Смиту, сидя вечерами у алтаря. Жена у него, хоть и неграмотная, но рассказывать мастерица.

8

Представители второй по значимости (после брахманов) варны индуистского общества, состоящей из владетельных воинов. Из этой варны в Древней Индии обычно выбирались цари.

Однако сегодня утром на рассказы нет времени. Нагараджан, как обычно, ушел из дома, как только рассвело. Он крысолов, крысоловом был и его отец. Работает он на полях у джатов. Это древнее ремесло, его навыки – как поймать крысу голыми руками – передаются по наследству. Грызуны уничтожают урожаи, портят землю своими норами и подземными ходами. Нагараджан научился распознавать эти характерные дырочки в земле. Тут нужно внимание, говорил ему отец. И терпение. Только не бойся. Сначала тебя будут кусать. Но ты научишься. Он вспоминает, как в первый раз ухватил крысу, засунув руку в нору. Ему было тогда восемь лет. Острая боль пронизала все его тело. Крыса укусила его в самое нежное место – между большим и указательным пальцем, где кожа такая тонкая. Нагараджан закричал и отдернул окровавленную руку. А отец засмеялся. Ты все неправильно делаешь. Быстрей надо, чтобы застать ее врасплох. Попробуй еще раз. Нагараджану было страшно, он с трудом сдерживал слезы. Еще раз! Шесть попыток, шесть укусов, но он все же вытянул из норы эту огромную крысищу. Отец схватил тварь за хвост, размозжил ей голову о камень, а потом снова протянул сыну. Ну вот, просто сказал он. Нагараджан схватил мертвую крысу, словно охотничий трофей, и отнес домой.