Сплетни живут не только под лестницей
Шрифт:
Вот и сегодня сэр Генри не задержался в гостях, потому что дома его ждал старший брат, приехавший из Неаполя в кратковременный отпуск на пару недель.
Говоря о лорде Уорренне трудно обойтись несколькими фразами, как в описании его брата. О, это был весьма необычный человек!
Начнем с того, что он и Генри происходили из весьма знатной и старинной фамилии, ведущей своё происхождение чуть ли не от Вильгельма Завоевателя. Братья появились на свет в семье самого младшего из Дартуэев предыдущего поколения - отчаянного капитана военного линкора от связи с очаровательной Инесс Долорес де Сааверда. Их мать была представительницей древнего, но полностью обнищавшего испанского рода. Родители, конечно же, обвенчались, но это случилось, то ли накануне появления
Что возьмешь с мужчин, находящихся постоянно в море? Им позволено всё - браки без соблюдения формальностей; жены, в с трудом говорящие по-английски, да ещё погрязшие в католицизме; дети родившиеся в день заключения брака... Впрочем, все тяготы по воспитанию и образованию последних легли на плечи старшего брата Джона Дартуэя, лорда Уоррена. Ему же досталась неблагодарная роль опекуна юной леди Инесс, которая пока муж бороздил моря и океаны, жила исключительно ожиданием встреч, и нисколько не интересовалась своими детьми, проводя дни в молитвах и слезах.
Каждая высадка сэра Джона на берег означала для несчастного лорда чуть ли не конец света - супруги ссорились или, наоборот, ворковали как голубки, ревновали, и даже дрались, но после каждого отплытия мужа выяснялось, что Инесс беременна. Один за другим появлялись дети, которые рано уходили на тот свет, за исключением самого старшего Уильяма и Генри, родившегося через десять лет после венчания этой экстравагантной парочки.
Когда Генри исполнилось восемь лет, в семье разразилась трагедия. Мать, выведенная из себя то ли мнимой, то ли настоящей изменой мужа, заколола его кинжалом. Но опять-таки, было неясно, что произошло на самом деле. После содеянного убийства женщина онемела и настолько ушла в себя, что стало невозможно хоть что-нибудь выяснить. Можно только представить, какие неимоверные усилия приложил лорд Уоррен, чтобы замять скандал и втихомолку отправить сумасшедшую невестку в один из испанских монастырей - замаливать грехи.
Понятно, что после всей этой нервотрепки, он рассчитывал на элементарную благодарность со стороны племянников и железной рукой направлял их по дороге жизни. Уильяма после курса иностранных языков в Оксфорде пристроили на дипломатическую службу, а Генри, несмотря на его явное нежелание, купили офицерский патент и пристроили в кавалерию. Про морскую службу после всех неприятностей с братом старый джентльмен и слушать не пожелал.
Надо сказать, что к тому времени, когда дядюшка почил в бозе и передал свой титул старшему племяннику, оба брата уже много достигли - Уильям сделал блестящую карьеру в мире дипломатии, а Генри доблестно сражался против Наполеона, был ранен в голову в битве при Ватерлоо. За личные заслуги корона пожаловала ему титул баронета. Отважному офицеру также завещал свое поместье двоюродный брат отца сэр Томас Дартуэй - убежденный холостяк, имевший обширные владения в окрестностях Бэкхэма. Старому джентльмену слава младшего племянника, как отважного воина, импонировала гораздо больше, чем непонятно в чем заключающаяся служба Уильяма. Впрочем, последний был не в обиде, получив вместе с титулом лорда немалое состояние покойного дядюшки.
Вот так и получилось, что несмотря на столь экстравагантных родителей, братья были вполне состоятельными людьми и имели твердое положение в обществе. Они дружили, хотя и редко виделись. Пока младший брат воевал, Уильям объехал всю Европу в составе различных посольств и даже сейчас был полномочным послом его величества при неаполитанском дворе. Генри же после отставки никуда из Англии
Во время своей службы в Константинополе лорд подхватил лихорадку, и иногда она давала о себе знать. Вот и сегодня, пока брат ездил по делу в городок, сэр Уильям, кутаясь в меховую жилетку, зябко жался к камину, попивая горячий грог и грея ноги о раскаленные кирпичи. На коленях у него покоился томик Декарта, но, увы, вряд ли он его читал.
Испанка мать наградила как Уильяма, так и Генри несколько экзотической для Англии красотой, но старший брат обладал более броской внешностью. В молодости лорд Уоррен выглядел настолько неотразимым, что вполне справедливо считался первым красавцем английского министерства иностранных дел. У него всего было в избытке - и красоты, и внутреннего обаяния, уж не говоря об особом бархатистом взгляде черных глаз, которые несли погибель не только женским сердцам, но и растапливали любой лед в отношениях с мужчинами. Сейчас он слегка поседел, высокий лоб прочертили первые тонкие морщинки, исчезли ямочки на щеках, превратившись в вертикальные складки, но даже старел он вызывающе роскошно, как будто добавляя себе шарма и утонченности. Эта внешняя привлекательность немало помогла ему в достижении вершин карьеры, ничуть не меньше скрывающегося под ней изворотливого и коварного ума.
На Венском конгрессе Уильям настолько ловко отстаивал позиции Англии по возвращению Франции в дореволюционные границы, что обратил на себя взор русского императора Александра.
– Да,- с горьким сожалением сказал тот Талейрану,- остается только констатировать факт, что Британия славна не только морями, но и своим дипломатами. Берегитесь, князь, как бы этот оборотистый англичанин вернул Францию не к границам 1789 г, а ко времени короля Драгобера.
– У британцев всегда был хороший аппетит, но плохая неудобоваримая кухня,- кисло заметил самый прожженный авантюрист Европы, - поэтому они всегда больше хотят, чем могут съесть!
– И, тем не менее, вам не удастся вывернуться из кастрюли, когда еду готовит такой повар!
Этот разговор насторожил опытного Талейрана, и он применил всю свою хитрость, чтобы спровадить слишком бойкого английского статс-секретаря в комиссию по решению вопроса о голландских колониях, подальше от насущных проблем Франции.
Лорд Уоррен прикусил губу, получив распоряжение от главы миссии виконта Каслри заняться голландскими делами. Это задвигало его на второстепенный план, уводило от общения с первыми лицами европейской политики. Но Уильям не позволил себе поддаться голосу уязвленного самолюбия, и он с такой ловкостью провел переговоры по вопросу голландских колоний в приписанном комитете, что по возвращении на родину получил орден и перешел в ранг послов, тем самым значительно продвинувшись по карьерной лестнице.
Но, увы, все эти успехи и достижения не сделали его счастливым в личной жизни. Лорд был холост, и все надежды на продолжение рода он связывал только с младшим братом, который тоже не рвался жениться. Генри сторонился женщин, не в пример старшему брату, который видел залог своего профессионального успеха в бесконечных любовных интригах с дамами по всему свету. Впрочем, карьера тут была не главной, Уильям твердо придерживался мнения, что любовные связи делают его жизнь гораздо полнее и интереснее, и если Господь создал его мужчиной, то нужно полностью соответствовать этому призванию.
Завидев на пороге брата, лорд встрепенулся и уронил Декарта с колен.
– Где ты пропадал,- с шутливым недовольством взглянул он на торопящегося к камину продрогшего брата,- говорил, что управишься за час, а самого не было весь вечер!
Генри скупо улыбнулся, протянув озябшие ладони к ярко горящему пламени.
– Я совершенно случайно попал на местную вечеринку к одной скучной, как прах даме! И знаешь, кого там увидел?
– Неужели Орлеанскую деву?
– добродушно фыркнул лорд.
– Знаешь, на Венском конгрессе, сутяга Талейран обвинил Англию в жестоком обращении с этой героиней Франции...