Сплоченность
Шрифт:
— А стоит ли их везти? Надо сначала допросить, выяснить… Подождите, унтерштурмфюрер, мы скоро вас отправим.
— Сколько же можно ждать? — подскочил в кресле Гопке. — Я представляю себе, что там, на аэродроме…
— Ничего страшного. Туда направлены большие силы: танки, артиллерия, пехота… Партизаны сейчас будут разгромлены.
— Не успокаивайте. Телефон, там есть?
— Есть.
— Надо позвонить. — Гопке подошел к столу и снял трубку. — Как вызвать аэродром?
— Пустите, я сам, — отстранил его Рауберман. — Ах, унтерштурмфюрер, своими пустыми страхами вы только отрываете меня от дела… Алло! Вилли? Добрый день! Узнаешь?.. Ну, как
— Обстановка может вдруг перемениться. Я знаю, как иногда бывает. — Гопке вздохнул и, безнадежно махнув рукой, прибавил: — Еще раз прошу — не задерживайте меня. Уже видно, что допрос ничего утешительного нам не принесет.
— Неправда! Принесет! Я добьюсь от них всего, чего хочу. — Рауберман покосился на неподвижное тело Нади, бросился к порогу, ударом сапога открыл дверь и крикнул в коридор: — Старика сюда! Бегом!
16
Прошло две — три минуты, пока привели Никодима Космача. Но и это короткое время не удалось Рауберману провести спокойно. Пришлось снова у телефона держать ответ перед начальником гарнизона. Ничего, кроме неприятных известий, он сообщить не мог и опять должен был выслушивать оскорбления, брань и угрозы. И опять стук брошенной полковником телефонной трубки показался ему пистолетным выстрелом.
— Из-за вас я должен терпеть от начальства! — накинулся Рауберман на Никодима Космача. — Говори, признавайся!
Он с размаху ударил старика по лицу. Космач покачнулся и, опасаясь нового удара, попятился на шаг. В глазах его блеснули искры гнева.
— Видишь ее? — махнув рукой в сторону Нади, крикнул Рауберман. — Видишь? И тебя так же отделаю, если не признаешься. Какое задание дали тебе партизаны? Где они?
— Да что вы, вот выдумали! В первый раз слышу!
— Врешь, свинья! Отвечай!.. Застрелю, если не скажешь, кто тебе и ей давал задание.
— Какое задание? Все получилось само собой.
— Врешь! Ты помогал Поддубному, тебя поймали у забора. Убегал? Отвечай! — кричал Рауберман, схватив Космача за бороду.
— Ну, убегал.
— Куда?
— Следом за Поддубным.
— К партизанам? Признавайся! Она о тебе все рассказала, — кивнул Рауберман в сторону Нади.
— Не могла она соврать. Отстаньте от меня.
— Нет, ты мне скажешь! Где партизаны?
— Пусти, не мучай!
Но Рауберман не отставал. Дергая Космача за бороду, он жестоко бил его.
— Пусти! — снова крикнул Космач и, тряхнув головой, изо всех сил оттолкнул коменданта.
Рауберман упал бы, если бы не наткнулся на стол. От сильного толчка стол отъехал к окну. Гопке, до сих пор молча сидевший у окна, испуганно вскочил с кресла. Какое-то мгновение он постоял в замешательстве, затем вместе с Рауберманом набросился на Космача. Они прижали его к стене и начали бить кулаками. Космач сначала беспомощно съежился, но потом вдруг с яростью одного за другим отбросил от себя палачей. Рауберман снова наткнулся на стол и тут же выхватил из кобуры пистолет. Космач увидел это и, как будто потеряв со страху разум, завопил:
— Расскажу, расскажу. Не стреляйте!
Но что он, кроме лжи, может еще сказать? Ничего. И все-таки закричал. И закричал только потому, что не выдержал побоев, испугался.
— Ну, говори, — с надеждой произнес Рауберман и опустил пистолет.
Космач понуро стоял
Рауберман и Гопке бросились к окну.
Очнувшись, Надя шевельнулась, приподняла голову и стала вслушиваться. «Неужто наши?..» — подумала она и, чувствуя, как сильно забилось сердце, с трудом встала на ноги.
Шум самолетов вывел и Космача из оцепенения. Он отшатнулся от стены, выпрямился и насторожился.
Где-то на Зареченской улице снова прогремело несколько взрывов. Дом тряхнуло, зазвенели стекла, с потолка и стен посыпалась штукатурка. Гопке выбежал из кабинета. Стука дверей не было слышно: их заглушила новая, еще более мощная волна взрывов. «Бьют по мотобатальону и по складам», — пронеслось у Раубермана в голове. Ему хотелось выбежать из кабинета, но он боялся, что уже поздно, что до блиндажа не добежит. Прислонившись к простенку, он с ненавистью смотрел на Надю и Никодима, которые теперь смело стояли посреди комнаты и с торжеством и надеждой глядели на улицу. Если бы эти люди не были ему больше нужны, он тут же выпустил бы им в лицо все пули из пистолета. Но они нужны еще, особенно этот бородач, который наконец не выдержал, сдался. Из него он вытянет немало сведений, а потом и от нее, от этой упрямой девки, легче будет добиться признаний. А развязать ей язык надо обязательно, потому что она, наверное, больше знает, чем бородач. Нет, клубок он распутает. Вот окончится бомбежка, и тогда он снова возьмется за дело, и возьмется более решительно.
Взрывы гремели в разных концах города. Прислушиваясь, Рауберман нервно покусывал губы, прикидывал: «Бомбят район аэродрома… казармы у парка… штаб полка… автомастерские… Самые важные объекты. Кто дал им такие точные сведения?..»
Через несколько минут самолеты прекратили бомбежку, но открыли пулеметную стрельбу. Один из них вдруг зарокотал где-то совсем рядом с домом жандармерии. Рауберман испуганно втянул голову в плечи и сполз вдоль стены на пол.
Самолет прогремел над улицей и, слышно было, стрелял уже где-то над центром города. Тогда Рауберман, довольный, что беда миновала, подскочил к Наде и Никодиму и, размахивая пистолетом, прокричал:
— Все! Напрасно радовались! Сейчас продолжим разговор!
В комнату влетел адъютант. Уставившись на Раубермана, он не то с удивлением, не то с восхищением спросил:
— Вы были здесь?
— А где же? Я ведь не то, что мой адъютант, — с ноткой гордости в голосе ответил Рауберман и приказал: — Альберта сюда!
Адъютант вышел. Вскоре на пороге появился солдат. Увидев его, Надя вздрогнула. Это был тот долговязый сутулый палач, который каждый раз до беспамятства избивал Поддубного.
— Где партизаны? Говори! — крикнул Рауберман Космачу и, взглянув на Надю, прибавил: — А ты смотри, как будем его бить, если не признается. И тебе будет то же…
— Не пугайте! — гневно блеснула глазами Надя и, став рядом с Никодимом, крикнула: — Бейте сразу обоих! Стреляйте!
— Дитятко ты мое, дитятко! — растроганно прошептал Никодим и дрожащими пальцами погладил Надю по плечу.
Рауберман, удивленный мужеством этой девушки, свирепо крикнул Альберту:
— Бить! Бить!
Но тот словно не слышал приказа: он испуганно смотрел в окно — откуда-то со стороны Заречья приближалась сильная автоматно-винтовочная перестрелка. Услышал стрельбу и Рауберман и тоже застыл в настороженной позе.