Сплоченность
Шрифт:
Не прошло и получаса, как деревня зашумела, заголосила. Все здесь ходуном пошло, точно вихрь налетел.
Надин отец попал в категорию людей непокорных, не выполняющих приказов.
— Это тоже враг, — ведя за собой по улице полицейских, указал Игнат на дом Макара Яроцкого.
Староста направился было ко двору Макара, но Федос, забежав вперед, остановил его.
— Куда? Ты думаешь, к кому ведешь? — прошипел он в самое ухо отца.
Игнат остановился, выпучив глаза — идти ему против сына или не стоит? Постоял минутку, потом, недовольно покосившись на Федоса,
— Называется, выбрал… Коза, а не девка — одной рукой толчет, другой мелет. И породы хитрой. Мигом в руки возьмет. Нет, парень, не такая тебе нужна… Слышал, что пан Шишка рассказывал про своих паненок? Вот из них которую и выбирай.
А Федос, взглянув на окно Яроцких и заметив в нем Надю, подумал: «Она все видела и поняла, она никогда этого не посмеет забыть».
Заметил маневр Федоса и Макар. Старик в это время стоял у себя во дворе под поветью и сквозь щель в стене смотрел на улицу. Но к поступку Федоса он остался равнодушным. Сердце Макара болело теперь не своим, а общим горем.
— Собака, зря обхаживаешь, — прошептал он вслед Федосу.
Макар видел, как фашисты перетряхивали дворы колхозников. Они шныряли по клетям, пуням, по садам и огородам. Визг свиней, кудахтанье кур, плач и стоны людей — все это напоминало не то пожар, не то погром.
Хотя староста, пройдя мимо двора Макара, и уступил сыну, но потом сделал все-таки по-своему. Разве мог он допустить, чтобы двор Яроцкого, этого непокорного и задиристого человека, который открыто нападает на него и его сестру, остался нетронутым? Ни в коем случае. Пусть почувствует старый упрямец, что у Игната сила. И потому он, как только сын отправился в другой конец деревни, натравил на двор Яроцкого трех солдат.
— Гуси есть у него, мед, — через переводчика втолковывал он долговязому Гансу, денщику Раубермана. — А куры какие! Белые леггорны. Круглый год несутся.
— О-о! Леггорны! — воскликнул денщик. — Много яек! Какой сюрприз будет для господина коменданта!
И вот начали обыскивать двор Яроцких. Двое солдат закололи подсвинка, выгнали на улицу и сдали полицейским корову и трех овечек, вынесли из хаты более ценные вещи — два кожуха, три пары валенок, несколько свертков полотна и еще кое-что. Эти двое сделали свое дело быстро и ушли. А вот Гансу явно не повезло. Староста сказал, что у старика есть гуси, а гусей как раз и не оказалось — они были где-то на речке. И яиц нашлось не более десятка. Да и кур только трех поймал. Как же он пойдет чуть не с пустыми руками?
— Яйка, кура! — горячился он, кидаясь то к Макару, то к старухе, то к Наде.
— Нету!
Но Ганс не отставал. Опять и опять повторял он свое требование, угрожал автоматом, ругался. Макар дрожал от злости. Наконец он не выдержал и, не считаясь с тем, поймет его солдат или нет, крикнул ему в лицо:
— Чего ты цепляешься? Пришел, как черт по душу. Подавитесь тем, что уже забрали! Нету яиц. Вон, нечистая сила!
Но из всего услышанного Ганс понял только одно — яиц нет. Смуглое лицо его искривила злобная гримаса, а холодный взгляд зеленоватых глаз
Он начал самым старательным образом искать яйца в сенях. Взобрался на доски, положенные на балки, увидел в кузовке куриное гнездо — кинулся к нему. В гнезде сидела курица. Она отчаянно заквохтала, встопорщила свои белые перья, когда Ганс, приподняв ее одной рукой, другой стал ощупывать гнездо. Вытащив деревянный подклад, он злобно швырнул его на землю, курицу же посадил на место и, спустившись вниз, стал ждать, когда она снесется. Долго сидел он, как рыбак над удочкой, а курица все не слетала, будто хотела его пересидеть.
— Дай уж я сам ее задушу, только убирайся ты с глаз моих, — выйдя из хаты, бросил фашисту Макар и жестами объяснил сказанное.
— Найн, найн, — запротестовал денщик.
— Дурак ты ненасытный, — сказал Макар и, сплюнув под ноги, вышел во двор.
Вскоре курица слетела с гнезда и, вскочив на балку, начала кудахтать. Ганс забрал яйцо и тут же пристрелил курицу. Запихнув ее в свой мешок с награбленным добром, он вышел на улицу.
Бурей налетели полицейские на двор Злобичей. В одно мгновение окружили его и начали обшаривать, разыскивая Бориса. Шныряли по хате, по двору, по саду — и все напрасно.
Когда начальник полиции Язэп Шишка с Федосом Бошкиным начали допытываться у Авгиньи, где ее сын, она с удивлением сказала:
— Разве вы его не встретили? Ведь он пошел в Калиновку. Соли купить.
— Никого мы не встречали, — проворчал Шишка.
— Может, разминулись, — пожала плечами Авгинья.
— Врешь, старая карга! — вмешался Федос. — Говори, где он спрятался? Пошел к партизанам, а?
— Говорю, в Калиновку.
— Хватит дурить! Марш, приведи сына! — злобно крикнул Федос и изо всех сил толкнул старуху к дверям.
— Никуда я не пойду. Сам придет. Ждите, если вам надо.
— Мать, не бойтесь нас, — вдруг ласково заговорил Шишка. — В Калиновке, в помещении бывшей МТС, мы открываем большие ремонтные мастерские, думаем назначить вашего сына директором. Вот об этом нам и надо с ним потолковать. Позовите его, пожалуйста.
Авгинья сразу поняла хитрость начальника полиции. Подумала: «Волк прикинулся овечкой». Сказала же с доверчивым видом:
— Я вижу, пане, вы добрый человек. И я вас послушалась бы, не то что этого Бошкина. Только, поверьте, нету здесь сына. Верно это, в Калиновку пошел.
— Это правда? А ну, посмотри мне в глаза.
Авгинья взглянула на начальника полиции. Тот встретил ее твердый, холодный взгляд и, понимая, что старуха не пошла на его уловку и не выдаст сына, неожиданно наотмашь ударил ее по лицу. Потом решительным шагом вышел на улицу и крикнул полицейским:
— Действуйте! А сына поймаем потом.
Перевернули весь двор, пустыми оставили хлевы, из клети выкинули кадки, лари, из хаты выволокли одежду, столы, стулья, шкафы, посуду. Все, что получше, взвалили на возы, а что похуже — собрали в кучу и сожгли прямо посреди улицы.