Сплоченность
Шрифт:
— Кто? Господин Шишка?.. Что в Подкалиновке?
Лицо его, на миг просветлевшее, сразу же изменилось. Злобно закусив нижнюю губу, он напряженно слушал. Начальник полиции Шишка не говорил, а кричал. Крик неприятно отдавался в ухе. Рауберман немного отвел трубку в сторону и наконец сам закричал:
— Трус! Глупая башка! Как ты мог это допустить!
Он бросил трубку, вскочил с кресла и стал быстро ходить по комнате. Неприятности росли. Полицейский отряд, посланный сегодня утром в Подкалиновку — к месту ночного партизанского налета, разбит. Удар, новый удар!
Он выпил еще стакан вина и снова зашагал по кабинету. Его тревожили перемены, происшедшие с ним после возвращения из отпуска.
Но как избежать опасности? Четыре сотни немцев и полицейских, что остались в Калиновке и Заречье, могут нести только гарнизонную службу. Они вбили себе в голову, что у партизан неисчислимые силы, а потому в каждой боевой стычке сразу же теряются! Да что говорить о рядовых! А разве командиры лучше? Паникеры, бездельники! Разве можно положиться на начальника полиции Шишку? А начальник жандармерии лейтенант Гольц? Ни одного приказа этот длинноногий страус не выполнит толком. Генерал Кубе требует: дайте мне точные сведения о партизанских базах и стоянках — пущу бомбардировщики, а что на это может ответить Гольц? Что он сделал за время своей службы в Калиновке? Пять человек заслал он в этом году в лес, и осе пятеро были разоблачены и уничтожены. Кто раскрывает наши планы партизанам? Ничего Гольц не разгадал, ничего существенного не сделал.
2
Так немецкие оккупанты и белорусские националисты называли Белоруссию.
Рауберман подошел к телефону и позвонил в жандармерию.
— Лейтенант Гольц? Расследуйте, кто виноват в разгроме подкалиновского гарнизона. Результаты доложить завтра утром!
— Есть!
— Что узнали от арестованных? Выяснили, где партизанские базы и стоянки?
— Пока… пока нет. Допрашиваем… Беспокоимся…
— Плевать мне на ваше беспокойство! Вы мне сведения дайте! Сведения! Понимаете? — и, не ожидая ответа, бросил трубку на телефонный аппарат.
За окном посветлело, дождь прекратился. Рауберман взглянул на часы — пора обедать. Выпив еще вина, он отправился к себе на квартиру. Следом за ним заторопился денщик.
5
Темная ночь конца ноября. Пронизывающий ветер, снег и дождь. Под подковами позванивает, постукивает: дорога скована гололедицей. Впереди едет Роман Корчик, самый лучший знаток дорог и тропинок. Близким и удобным путем Корчик ведет группу к Ниве. Камлюк, Злобич и Новиков видят, как в темноте едва вырисовывается его фигура. Движется он не спеша, сохраняя постоянную дистанцию.
— Знает дело. Что ни делает — с душой, — говорит Новиков.
— Подходящую должность ему готовим, — отзывается густым басом Камлюк.
— Какую, если не секрет?
— Командиром спецроты при штабе соединения.
— Это как, по совместительству? Не слишком ли много будет для него?
— Сам высказал желание.
— Энергичный человек… Первый друг разведчиков. А может, нашли бы ему совместительство по разведке, а, Кузьма Михайлович? — осторожно предложил Злобич.
— Вот придумал!.. Не бойся, он и тебя не забудет.
Злобич не возражал, понимая, что это бесполезно: будет сделано так, как прикажет начальство. Камлюк снова заговорил с Новиковым:
— Может, он начнет интересоваться делами Нади, так ты — ни слова.
— Кто это?
— Да Кравцов же, начальник дружины самообороны.
— Обойду подводный камень — не споткнусь!
— И не задерживайся. Узнай, как теперь у них налажена охрана, сколько хлеба выделили для партизан… потом, что он как глава деревни сделал для помощи семьям солдаток — в отношении подвоза топлива на зиму. И еще передай: семена для весеннего сева — неприкосновенный фонд. Пусть об этом доведет до сведения населения, чтобы каждый колхозник сберег… Дела-то на фронте как пошли! Видно по всему, что для своих сеять будем!
Камлюк поправил на голове капюшон плащ-палатки и, занятый своими мыслями, молчал. «Сколько забот у него! — подумал Злобич. — Да и то сказать: две такие обязанности — командир партизанского соединения района и секретарь подпольного райкома».
Следом за Камлюком, Злобичем и Новиковым ехали еще четыре всадника. Впереди на высоком коне покачивался Сенька Гудкевич. Сзади него, стремя в стремя, ехали: адъютант Новикова Всеслав Малявка, связной с подпольными пунктами разведчик Платон Смирнов и прикомандированный для сопровождения Камлюка адъютант Гарнака Сандро Турабелидзе.
— Расскажи-ка, Платон, как это было у тебя… ну, как краски для меня достал? — проговорил Сандро.
— Ты точней выражайся! — поправил Всеслав. — Не специально же за красками он ходил.
— Не мудри… Платон понимает, о чем я спрашиваю…
— Да что рассказывать! Получилось довольно рискованно: если бы чуть-чуть растерялся, конец был бы мне в Калиновке!
— Расскажи! Вечно ты молчишь, никогда из тебя слова не вытянешь…
— Такая уж моя служба. Языку воли не давай. Ну, впрочем, об этом эпизоде можно… Пробрался я ночью в Калиновку, увиделся с одним человеком — и назад. Возвращался из города той же дорогой, какой и входил, — по огородам, по задворкам. Где боком, где скоком. Осталось обойти только последние дворы на окраине, а дальше — поле. Начинало светать. Проскочил я между двумя домами, повернул за последний, только вынырнул и… остолбенел: передо мной на выгоне около роты гитлеровцев…
Платон на несколько минут умолк. Может, потому, что от воспоминаний заволновался, а может быть, хотел подразнить слушателей.
— Ну, дальше! — не удержался Турабелидзе.
— Нет, хлопцы, простите, не могу. Когда-нибудь в другое время доскажу, — неожиданно заявил Смирнов, ухмыльнувшись про себя.
— Ах, шени чириме! Тогда лучше не начинал бы. Давай, давай.
— Не надо, Платон, молчи, — вдруг поддержал Смирнова Малявка. — Пусть почувствует, как дорого стоят краски.
— Слушай, Всеслав, Платон же — не литератор, сюжетные ходы ему не нужны, — едко ответил Турабелидзе.
Турабелидзе намекал на те сочинения Малявки, с которыми носился он, автор нескольких небольших рассказов, опубликованных в подпольной районной газете и в бригадном рукописном журнале. Слова Турабелидзе попали, как говорится, не в бровь, а в самый глаз.
— Но Платон и краски достал не ради забавы. Разве приятно, если ими не рисуют, а пачкают, — отбил нападение Малявка.
«Начинается!..» — подумал Платон и усмехнулся. Споры между Всеславом и Сандро он слышал не впервые. Он знал о необычных взаимоотношениях, существовавших между этими двумя адъютантами. Спаянные крепкой дружбой, Всеслав и Сандро вечно спорили, горячились по каждому пустяку. «Как сойдутся, так и схватятся, как петухи», — посмеиваясь, говорили о них партизаны. Разногласия их почти всегда касались вопросов искусства и литературы. И надо сказать, что эти споры — то шутливые и тонкие, то бурные и резкие — не проходили бесследно: друзья незаметно обогащали свои знания и больше привязывались друг к другу.