Сплоченность
Шрифт:
— Хорошо, что мы своевременно вмешались, — заметил Камлюк. — А вот относительно Поддубного… Как о и в боях? Что у него произошло возле Нивы?
— Немного погорячился. Увлекся боем на своем правом фланге. Целый батальон противника разбил, но в то же время недосмотрел в другом месте. Левый фланг его был слабее — вот гитлеровцы и использовали это, прорвались… — Струшня свернул цигарку и закурил. — Поддубный — талантливый и отважный командир. Решительный, но, к сожалению, несдержанный. Ему бы только рейдовать с отрядом, а вот в таких боях, как теперь, он бросается
— Инициативы и бесстрашия у него хоть отбавляй… Выдержки бы побольше.
В комнату вошел Мартынов. Поздоровавшись со Струшней, он положил на стол радиограмму.
— От Поддубного. Только что прислал в штаб. Фашисты оттеснили его почти до Подкалиновки — сил у него маловато, — Мартынов подождал, пока Камлюк закончит читать радиограмму, и продолжал: — Из областного центра передали: помощь пока выслать не могут. В соседних районах бои идут более жестокие, чем у нас. Туда бросили все силы.
Камлюк молчал, словно не слышал, только зеленоватый блеск прищуренных глаз выдавал его внутреннее волнение.
— Передай Поддубному, — наконец сказал он, взглянув на Мартынова, — дальше отступать некуда… Направь в помощь ему комсомольский отряд.
— А кто его поведет?
— Корчик. Скажи ему, чтоб он действовал как наш уполномоченный, пусть поможет Поддубному в руководстве боями.
— Ладно, скажу. Помощь Корчика там будет очень кстати, — Мартынов помолчал и вдруг, спохватившись, спросил: — А при штабе какие силы мы оставим?
— Какие? — вмешался в разговор Струшня. — Можно взять одно — два отделения из комсомольского отряда.
— Правильно! — поддержал Камлюк. — Так и поступи, Павел Казимирович.
— Одного — двух отделений будет маловато, — покачал головой Мартынов. — Нельзя оставлять город с такой охраной.
— Не беспокойся, здесь будет достаточно защитников, — возразил Камлюк. — Ты не забывай о роте, которую мы заканчиваем формировать из жителей города.
Все на миг замолчали, задумались. Неожиданно тишину разорвал гул самолета. Где-то в центре Калиновки раздались взрывы.
— Начинается, — проворчал Струшня и взглянул на часы. — Девять. Сегодня раньше обычного.
— Видимо, торопятся покончить с нами, — проговорил Камлюк и, услышав, что гул самолета постепенно стал отдаляться, добавил. — Что-то сразу он пошел обратно.
— Не печалься, сейчас прилетит второй, — ответил Струшня и вместе с Мартыновым вышел из комнаты.
Вскоре на пороге появился Гусаревич.
— Как там, Давид Моисеевич, твои наборные кассы?.. Не рассыпались еще от бомбежки?
— Держатся, Кузьма Михайлович. Носимся с ними с места на место, бережем… Новый номер выпускаю.
— Видел вчерашний… Карикатура на немца —
— Сам на резине вырезал.
— Отлично! Ты и до войны, кажется, практиковался?
— Приходилось иногда.
— Во вчерашнем номере мало материалов из отрядов.
— Верно. Но мы это поправим в сегодняшнем номере.
— Надо, надо. Не тебе рассказывать, какая сейчас нужна газета. Колокол!.. И сделать такую газету ты можешь, — Камлюк немного помолчал. — Обязательно дай заметки о вчерашнем бое отряда Перепечкина. Какие там ребята!
— Уже сделано. В наборе очерк.
— Отлично. Дальше, Давид Моисеевич, еще одно дело. Ты читал вот эту брехню? — показал он на фашистские листовки.
— Читал. Этой дрянью они забросали почти весь район. В некоторых деревнях, как мне стало известно, многие люди сильно забеспокоились, поддаются панике.
— Я знаю. Паника в настоящий момент — это самое страшное для нас.
По поводу этих листовок мы напечатаем статью. Вот думаю, как написать. Надо дать отпор брехунам.
— Дело не в отпоре, милый мой. Начинать с врагом словесную дуэль — это меньше всего должно нас сейчас занимать. Главное — своих людей успокоить, разъяснить им обстановку, дать практические советы, — Камлюк задумчиво посмотрел на исписанные страницы, лежащие перед ним на столе, и продолжил: — Вот это и побудило меня взяться за перо и обратиться со словом к народу. Возьми, Давид Моисеевич, дай ход.
Гусаревич благодарно посмотрел на Камлюка и взял статью.
— Хорошо, Кузьма Михайлович, очень хорошо. Постараюсь, чтобы газета как можно быстрее попала к читателям.
Он попрощался и вышел. В комнату снова долетел гул самолетов. Вдруг где-то невдалеке от штаба послышались страшной силы взрывы. Пол под ногами задрожал, дом тряхнуло. Камлюк схватил со стола полевую сумку и заторопился к выходу. Выбежав во двор, он бросился к бомбоубежищу.
— Быстрей! — крикнул из укрытия Струшня и за руку потянул Камлюка к себе.
Поблизости что-то треснуло. Тугая волна воздуха пронеслась над головами. Потом послышались еще два удара, но уже немного дальше.
— Окаянные! — выругался Струшня, вылезая из щели.
Камлюк злым взглядом проводил самолеты, удалявшиеся на юг.
— На отряд Поддубного взяли курс, что ли?
— Похоже на это. А может, заметили комсомольский отряд, он ведь сейчас, пожалуй, около аэродрома.
Где-то возле Подкалиновки снова началась бомбежка.
— Так и есть: на Поддубного или на Корчика.
Еще не смолкли бомбардировщики, а уже со стороны Заречья послышался новый гул моторов. Сначала из-за леса показались три самолета, потом еще три. Над городом они пролетели высоко, но как только подошли к Подкалиновке, закружились на месте и стали снижаться. Неожиданно все стоявшие у штаба увидели, как из самолетов стали выбрасываться парашютисты.
— Десант! — воскликнул Струшня и растерянно оглянулся по сторонам.
Камлюк побежал в комнату к радистам. Вскоре он вернулся и, взглянув на Гудкевича, возившегося у мотоцикла, крикнул: