Спор об унтере Грише
Шрифт:
Грохочущий, то и дело обдающий фонтанами грязи автомобиль спугивал на окраинах дороги отряды землекопов, которые в измазанных шинелях и штанах, засунутых в сапоги, поспешно выстраивались между окопами и дорогой и, стоя навытяжку, с мрачными лицами пропускали машину своего начальника, в то время как унтер-офицеры суетливо отдавали честь.
Непрерывно сигнализируя гудком «правее», они обогнали длинные колонны повозок с продовольствием. Громадные штабеля леса, стоявшие в открытом поле, предвещали новые постройки: бараки для войск, может быть учебный плац или конский лазарет для заболевших чесоткой — этим бичом лошадей. Далее они
Налево от дороги, под огромными навесами, топтались со спутанными ногами лошади тяжелой батареи. В редком сосновом лесочке, где приютился артиллерийский парк, разместились правильные штабеля покрытых цветной парусиной гранат и ящиков с порохом.
На слегка просохшем песке лагеря шло учение — построение колонн по отделениям; немного поодаль группа молодых солдат упражнялась в метании ручных гранат; худые и бледные шеи семнадцатилетних юношей высовывались из слишком широких воротников мундиров.
Дорога, несмотря на сырость и топкую грязь, кое-как починенная, медленно подымалась вдоль холмистого кряжа, в склоны которого врезались покинутые позиции тяжелой артиллерии.
Но через какие-нибудь четверть часа они уже проезжали мимо позиции, замаскированной при помощи сети проводов и коричнево-зеленого, расписанного под мрамор, полотна, — здесь находились две дальнобойные гаубицы устарелого образца, в то время как две другие, видимые в подзорную трубу, стояли в некотором отдалении, по левую сторону дороги. К ним вела полевая узкоколейка, по которой канониры подвозили снаряды.
Ветер не доносил сюда ни единого звука, во всяком случае, ни единого тревожного звука. Только с одного склона доносился слабый треск пулеметов, стрелявших учебными патронами.
Его превосходительство, здороваясь с часовыми, замедленным ходом ехал в машине по большому инженерному парку. Аккуратно, почти как в домашнем хозяйстве, были расставлены целые башни из мотков колючей проволоки, а штабеля балок, бревен, досок, брусьев чередовались со складами инструментов.
На солнце раскинулась громада бараков — шесть флигелей полевого лазарета с уныло повисшим флагом Красного Креста и крышами, исчерченными накрест защитными красными полосами. К лазарету вела отдельная дорога. Вороны черной тучей кружились над большими растрепанными тополями, которые местами остались совершенно нетронутыми, местами же сильно пострадали от обстрела. У одних сохранились только стволы, у других были сбиты верхушки, то там, то тут попадались расщепленные пни. Среди них неприветливо и угрюмо раскинулось бесконечное кладбище — множество крестов.
На изрытых воронками бывших полях сражений работали нестроевые части, которые согласно приказу всегда должны были быть чем-либо заняты; плюгавый майор, сидя на лошади, словно на козле, объезжал расположение своих людей. Все было в движении: люди, животные, машины, инструменты. Навстречу генералу попалась группа больных поносом пехотинцев. Генерал остановил их, принял рапорт и отпустил.
Болезни, сопровождавшиеся высокой температурой, делали свое дело, непрерывно колебля и сокращая боевую силу дивизии. Этой зимой солдаты получали слишком однообразную пищу, слишком мало мяса, мало хлеба, а вместо свежих овощей какую-то сушеную дрянь и картофельную ботву. Теперь за это расплачивались. Сейчас организация подвоза продовольствия
В районе не хватало щебня, поэтому машина катилась, слегка поскрипывая и сотрясаясь, по бревенчатой гати, уже наполовину изношенной после месячного пользования, а в некоторых местах затопленной грязью, хотя наиболее крупные повреждения уже были исправлены.
Гуськом тащились взлохмаченные бородатые ландштурмисты и солдаты нестроевых частей, неся на плечах круглые бревна. Они шли со станции узкоколейки, ими же проведенной, где стояли разгруженные вагонетки.
Через канавы машина шла по мосткам, тяжелые сваи которых, подпертые и скрепленные по всем правилам техники, были залиты дождевой водой. Затем дорога врезалась в лес, усеянный бараками, где в удобных и чистых помещениях приютился штаб батальона.
Появление его превосходительства вызвало обычную в таких случаях суматоху.
Без конца и края тянулась искромсанная в клочки опустошенная земля. Ноги вязли по колено, передвигаться можно было лишь благодаря множеству проложенных во всех направлениях широких и узких мостков… Целые леса, пущенные в дело, начиная от стволов и кончая еще неокрепшими ветвями и даже тонкими прутьями, устилали затопленную весенней грязью, изуродованную землю. На более высоких и поэтому более сухих местах неутомимо пробивалась первая зелень, а вокруг бараков уже расцветали незабудки и маргаритки.
Командиры, оповещенные через штаб о прибытии его превосходительства, явились во всем походном снаряжении, в крагах над шнурованными ботинками, с загорелыми под шлемом лицами, с блестящими энергичными глазами. Некоторые фигуры обращали на себя внимание множеством орденов, либо объемистым животом, либо рубцами на лице.
Обер-лейтенант Винфрид видел, как фон Лихов, весьма милостиво настроенный, с сияющим лицом, приветливо кивая, расхаживал взад и вперед среди офицеров. Опытному глазу адъютанта нетрудно было установить в любую минуту, преподносят ли офицеры приятные или неприятные вести его превосходительству.
Самого Винфрида обступила толпа сверстников-лейтенантов, командиров рот. Уже давно во главе батальонов стояли обер-лейтенанты и капитаны, во главе рот — молодые лейтенанты, а в одной из бригад дивизии какой-то капитан фон Зюльзиг даже командовал полком.
Благодаря толкам, возникавшим при передаче приказов из уст в уста, весть о предстоящем сокращении и передвижке отпусков уже дошла в окопы, до командиров рот. Частью с наигранным юмором, частью с возмущением и резкой насмешкой эти люди в потрепанных серых мундирах расспрашивали о степени достоверности и важности этого «приятного нововведения».
Винфрид чувствовал большое облегчение оттого, что имел возможность, не кривя душой, все это опровергнуть. В большом деревянном бараке, где помещалась столовая, они съели по бутерброду, выпили по рюмке крепкого коньяку и отправились пешком по новым мосткам, на смотр.
Глава третья. Адвокат
Адвокат доктор Познанский, удобно усевшись в большом кресле в приемной фон Лихова, ждал возвращения генерала.
При других обстоятельствах дорожащий своим временем берлинский юрист, вероятно, крайне недоброжелательно отнесся бы к ожиданию даже перед дверьми какой-нибудь дирекции большого завода. Он изрек бы несколько теплых слов, и только бы его и видели.