Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

Скаландис Ант

— Ну, положим, это еще не доказано, ты слишком торопишься, Верба.

— Извини, ты мне сам велел поторапливаться. Новый год настает, вместе с ним переворот! Хорошие стихи?

— Замечательные. Только я все равно не понимаю, при чем здесь Седой, то есть тот человек, который убил Машу Чистякову и ее родителей. Ведь больше мы ничего достоверного о Седом не знаем. При чем здесь он?

— О, мон женераль! Этого вам, я боюсь, не понять никогда! Правда, Тополь, я вполне серьезно. Мне ведь уже не нужны никакие доказательства. Я их для вас теперь собирать буду. А сама я поняла еще весной в каком-то смысле с подачи Анжея, что Никулин

был подослан ко мне Седым точно так же, как через год был подослан Паоло под видом Бернардо. Понимаешь, за всю мою жизнь у меня было только два настоящих мужчины, которые любили меня и которых любила я, — Хвастовский и Малин. Оба они появлялись в самый последний момент, чтобы спасти меня… нет, не от смерти — от Седого. А Седой не делает мне смерти. Он желает чего-то другого. Если бы я была верующим человеком, я бы сказала, что он охотится за моей душой, потому что он — дьявол. Но так уж вышло не верю я ни в Бога, ни в Князя тьмы.

Тополь смотрел на нее сочувственно и печально.

— Слушай, Леня, только не надо звонить Пальме — попросила Верба. — Оставь мое здоровье и мою психику на совести доктора Ковальского. Подумай лучше об итальянском нюансе в судьбе Игната Никулина.

— Как раз о нем я и думаю, — неожиданно сказал Тополь. — Все-таки очень интересно, что по этому поводу скажет Дедушка.

— Мне тоже интересно. Но Дедушка не выходит на связь. И потом последний всплеск его откровенности увял вместе с последним же всплеском сексуальной активности. А как он любит помолчать о некоторых вещах, мы знаем. Конечно, я еще доберусь до Дедушки, обязательно доберусь. Что ты, меня не знаешь? Но только вначале я должна поговорить с Никулиным.

— А потом с Вициным и Моргуновым, — задумчиво проговорил Тополь.

— И с псом Барбосом, — добавила Верба. — Ты уже понял, наверно, мне хотелось выманить его на Лубянку как бы по поводу зятя. Он приходит, и тут появляюсь я — вся в белом. Но болтливый алкоголик Редькин все испортил. Никулин теперь знает, что я ищу его. И как поведет себя этот старый матерый волк — одному Богу известно.

— Он еще не удрал? — встрепенулся Тополь.

— Нет. И не проглотил яд. И покушений на него не было. Я разрешила вечером Редькину позвонить домой жене, успокоить. Тесчим — так он зовёт своего тестя — ведет себя тихо-мирно. О том же сообщает и Меньшиков.

— Ага, — сказал Тополь, — там уже и Кирилл. А я как раз хотел тебе посоветовать направить туда его группу. Что ж, в сложившейся ситуации, думаю, надо ехать к этому итальянцу Никулину прямо завтра.

— Что это ты вдруг так переменил свое отношение к моим личным проблемам? — поддела его Верба. — Почуял серьезную угрозу национальной безопасности?

— Да нет, — не растерялся Тополь, — просто, пока твоих детских капризов не выполнишь, ты же все равно никому работать не дашь. А работать надо — через три дня переворот, п-понимаешь.

— Скотина ты, Горбовский, — сказала Верба, вставая. — Ладно, поеду я.

— Забыл рассказать, — поведал Тополь уже в прихожей. — Последняя хохма из коридоров Лубянки. Оказывается, Григорьев интересовался аж у самого Скуратова, нельзя ли тебя привлечь к уголовной ответственности за превышение пределов необходимой самообороны шестнадцатого октября на Рижском шоссе.

— Этот Григорьев скоро у меня допрыгается, — улыбнулась Верба. — Помнишь, что я обещала с ним сделать?

— Помню, — сказал Тополь.

Глава двадцать

пятая

За стеклянными стенами зимнего сада бушевала настоящая пурга, а по эту сторону среди олеандров и глициний было тепло, тихо и уютно. Восемь главных фигур будущего переворота сидели в мягких креслах с бокалами горячего вина, а сам Ларионов сидеть уже не мог. Он бродил меж экзотических деревьев, как тигр в уссурийской тайге, почуявший приближение человека. Потом наконец остановился и начал яростно рубить воздух ладонью:

— Я уже не понимаю, кто кому дышит в затылок. Я выслушал вас всех, и я не понимаю! С августа месяца мы планомерно давим этот проклятый РИСК, добиваемся значительного свертывания их операций и уменьшения их влияния во всех сферах. И вдруг в конце декабря в Москве появляется Малин, как ни в чем не бывало занимает свой кабинет на Лубянке…

— Двойник Малина, — робко поправил представитель ФСБ, условное имя — Резидент.

— А какая разница? Вы мне скажите, какая разница?! — кипел Ларионов. — Если он за два дня накатал пять приказов и девять инструкций по Двадцать первому главку, из которых половину я даже не смог получить в виде копий! Но уже из той информации, которой мы располагаем, вполне очевидно следует, что наши планы под угрозой. А мы должны брать власть в ночь на первое января, иначе момент будет упущен.

— В семнадцатом году это называлось «промедление в выступлении смерти подобно», — проворчал член правительства (условное имя — Министр), не слишком рассчитывая быть услышанным.

А Маршал, на самом деле генерал Генштаба, шепнул Комиссару, генералу МВД:

— Тоже мне, Фидель Кастро нашелся!

— В своей любви к новогодним представлениям Фидель не одинок, — поддел его милицейский начальник. — Кажется, в вашем ведомстве тоже любят под бой курантов брать мятежные города силами одного парашютно-десантного батальона.

— Кто, черт возьми, мог сообщить Кузьмину о моем участии в заговоре? — продолжал бушевать Ларионов. — Кроме агентов РИСКа — некому.

— Альберт Михалыч, но я же докладывал, — обиженно напомнил Резидент, — в Двадцать первом главке ничего о вас не знают.

— А, бросьте! Я уже не верю в это.

— И напрасно, — гнул свое Резидент. — Кузьмин был очень информированным человеком, он мог и сам догадаться о вашем участии, элементарно вычислить его.

— Ладно, — процедил Ларионов, — за догадливость тоже расплачиваться надо. А вот что делает в фирме Кузьмина эта… «вдова» Разгонова? Она никак не связана с риском?

— Исключено, — откликнулся Инструктор, представитель службы Коржакова. — Исключено по определению. Но мы на всякий случай и это проверяли.

— Тогда, может, просто закрыть фирму Кузьмина, если все равно ни одна сволочь не может понять, как происходит утечка информации? Закрыть — и точка.

— Господь с вами, шеф! — ужаснулся вор в законе по кличке Банкир и действительно президент крупного банка. — Это же основной канал поступления финансов на весь проект. Или вы уже придумали, как вернуть обратно в Москву все чеченские деньги?

Ларионову очень не нравилось, как они все разговаривают с ним. Пожалуй, только Депутат, бывший председатель одного из думских комитетов, вел себя прилично: сидел молчаливо, почтительно и ждал указаний. Да еще верный его помощник Горец не вызывал сомнений. В отсутствие ребят из «девятки» на особо секретных совещаниях именно ему доверял Высокий Шеф роль «прикрепленного».