Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]
Шрифт:
— А может, все-таки ноги надо делать? — робко предложил я.
— Готовность номер один, — напомнила Верба. — Значит, без специального сигнала бежать некуда. Можно прорываться, но это когда откроют стрельбу.
— А-а-а, — только и сказал я.
Под окнами, натужно урча, поползло какое-то чудовище, аж стекла задрожали.
— Бэтээр. Или танк, — попытался угадать я. — За нами, что ли?
— Нет, — уверенно сказала Верба. — Это «КамАЗ». За помойкой, наверно, приехал.
Мы помолчали.
— Татьяна, — спросил я, — что же все-таки случилось со службой
— А черт его знает, почему, — проговорила она рассеянно. — Вообще-то я думаю, тут все просто: РИСК практически начал контролировать ситуацию в России, даже без помощи агентов Базотти. Они должны были готовить и готовились, но среагировали все почти девять лет Сергей накапливал информацию обо всем, что здесь делается, обобщал, анализировал. А они заметили.
— Они — это кто? — не выдержал наконец я.
— Видишь ли… ну, как нас учат в последнее время. В каждом обществе есть три официальные ветви власть законодательная, исполнительная и судебная.
— Правильно. И четвертой властью в шутку называют прессу.
— Очень хорошо. Пусть четвертой считается пресса. Не такая уж это и шутка. Но есть еще и пятая власть. есть всегда и везде. Власть тайной полиции. В некоторых странах, например, в нашей, она зачастую становилась первой. Но самое удивительное, что Россия породила феномен: шестую власть. Знаешь, какую?
— Бюрократию, — предположил я.
— Нет, ну что ты! Во-первых, это не власть, а как бы способ управления. Во-вторых, бюрократия есть повсюду не только у нас. А Россия породила власть уголовную.
— Разве не Италия? — робко спросил я.
— Не Италия, не Америка и не Япония. Европейская и штатовская коррупция любых масштабов остается вне закона, даже якудза при самом тесном сотрудничестве с полицией живет сама по себе. И только в России сушествует понятие «вор в законе», только в России вор о котором знают, что он вор, может быть членом правительства депутатом или сотрудником охранки.
— Понятно, — кивнул я. — И Малин наступил на хвост этой шестой власти?
— Не только. Малин наступил на хвост всем властям сразу, когда обнаружил и доказал их полное слияние. От слились в экстазе!.. А тут им Сергей кайф-то и поломал.
— Понятно, — сказал я еще раз. — Значит, тогда в августе, они начали давить нас.
Я сказал «нас» и сам удивился. Да, четыре месяца службе ИКС — это много.
— Почему же до сих пор не передавили?
— Видать, слабо, — вполне серьезно ответила Верба. — Помнишь, Дедушкину шифровку, которую в твою деревню доставили? «Имитируйте свертывание деятельности». А мы до того хитрые стали, что уже не имитируем, а натурально сворачиваем. И со всеми дружим. Нас и не трогали больше. А теперь…
— Постой, Верба, я никак не въеду, они что, хотят нас… Давно бы уж хлопнули. Или собираются начать? Тогда почему молчит телефон?
— Сними-ка трубку, — попросила Верба.
Я сидел ближе к аппарату и, даже не вставая, нажал кнопку селекторного режима. Гудка не было. Только тихое шуршание.
— Ну вот и все! — как-то даже радостно
— Хрущев в Пицунде, Горбачев в Форосе, Разгонов — у Покровских Ворот, — пробормотал я. — Красота!
Быстро поднявшись. Верба скользнула к окну, держа автомат в правой руке стволом вверх. С улицы снова послышался рев мощных двигателей. «Неужели здесь так много мусора, что помойные КамАЗы приезжают целыми стадами среди ночи?» — успел еще подумать я, прежде чем она сказала:
— А вот это уже действительно бэтер!
Я подкрался к окну с другой стороны и осторожненько выглянул. Грязно-зеленая махина остановилась у самого нашего подъезда. Из люка быстро вылез человек в камуфляжной форме, с «Калашниковым» и в маске. Но, не высунувшись из окна по пояс, трудно было видеть, скрылся ли и нашем подъезде. Очевидно, это было именно так. Я услышал тихий щелчок предохранителя на Татьянином пистолете, а когда повернул голову, ее уже возле окна не было.
Словно тень мелькнула Верба в дверном проеме. Я и не знал что можно перемещаться до такой степени неслышно. Возле входной двери (а она у Ясеня была специальной, не прошивалась даже из «калаша») мы снова затаились.
Тищина. Потом шаги на лестнице. И наконец, отвратительно резкий и громкий голос звонка. Мы не шелохнулись. Звонок продолжал звенеть, то замолкая, то вновь длинно или коротко. Я не сразу понял, что это пароль, а Верба уже внимательно вслушивалась и шевелила губами, переводя буквы пароля.
— Свои, — шепнула она наконец и открыла дверь.
Я держал автомат на изготовку. На лошадке стоял Лешка Ивлев. Маску он уже снял.
— Значит, все-таки выпустили? — спросила Верба.
Лешка только кивнул и, буквально подталкивая нас в спины, сказал:
— Быстро, быстро, двери я сам закрою. А вещи забирайте.
И показал стволом в сторону лестницы. Повторного приглашения не требовалось. Ведь в наших делах случайной торопливости не бывает.
От двери подъезда до брони — метра три, не больше но на этих трех метрах стояли шесть человек спинами внутрь, в полном обмундировании, в таких же, как у нас касках с прозрачными щитками и, образуя этот крохотный плотный коридор, водили по сторонам стволами. Еще двое сидели возле открытого люка. Такое я видел только в кино.
Верба первая нырнула внутрь. Я чуть-чуть замешкался: уж больно впечатляющий был момент, душа моя, жадная до авантюр, буквально кричала: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»
И мгновенье остановилось.
Жахнуло так, будто над самой головой треснуло небо. На пару секунд сделалось светло, как днем, точнее, как ночью во время грозы. Гром и молния в декабре — это сильно. И дождь не замедлил хлынуть — мелкое стекляное крошево от бывших наших окон.
Я выпустил из руки огромную сумку, вжался в брони и только испуганно поглядывал направо из-под щитка своего шлема. Наверно, было бы правильнее в такой ситуации падать на землю, но никакой стрельбы не началось, вопреки ожиданиям. Охранники даже не шелохнулись и все так же меланхолично водили по сторонам стволами.