Спрут
Шрифт:
Он остановился на минуту, допил стакан, а затем, перебив Лаймена, который обратился было к Пресли, собираясь из вежливости вовлечь в разговор и его, сказал:
– Дело быстрыми шагами идет к развязке. Для наших фермеров вопрос сейчас стоит так: либо пан, либо пропал! Тут тебе и решение суда, и новый тариф - все достигло апогея одновременно. Вот одержим победу в суде, проведем с твоей помощью новый тариф, тогда будет на нашей улице настоящий праздник! То-то порадуются сан-хоакинские фермеры, если нам это удастся. А я в этом почти уверен.
– И кто только с нас, фермеров, шкуры не дерет: и обирают нас, и обманывают на каждом шагу, - с грустью сказал Магнус.- Суды, банки, железные дороги - все по очереди норовят облапошить, делами всевозможные предложения, одно заманчивей другого, а кончается это
Лаймен положил ногу на ногу и откинулся пи спинку кресла.
– Я давно собирался поговорить с тобой по этому поводу, отец,- сказал он.- Да, мы снизим тариф и среднем на десять процентов по всему штату, как и обещали. Но я хочу предупредить тебя, отец, и тебя, Хэррен,- не рассчитывайте поначалу на многое. Если управляющий железной дорогой, даже после двадцати лет службы, окажется способен выработать сетку справедливых, для всех приемлемых тарифов между пунктом отправления и пунктом назначения, его впору было бы избрать президентом Соединенных Штатов. Магистральные линии железной дороги и отданные в аренду перевалочные станции, законы, касающиеся эксплуатации транспортных средств, постановления Комиссии, ведающей торговыми отношениями между штатами,- разобраться во всем этом, пожалуй, самому Вандербильду не под силу. И разве можно ожидать, чтобы Железнодорожные комиссии, в состав которых входят люди, избранные - не будем кривить душой - по тому же принципу, что и мы сами, из числа людей, не видящих разницы между стоимостью перегрузки и дифференцированными ставками, сумеют решить дело ко всеобщему удовольствию за какие-нибудь полгода? Урезать тариф - что ж, это любому дураку под силу, любой дурак сумеет написать один доллар вместо двух! Но, если вы урежете тариф на долю процента больше допустимого, дорога добьется, чтобы суд наложил запрет на вашу деятельность, доказав, что новый тариф привел к тому, что дорога несет убытки,- и что вам это даст?!
– Твоя добросовестность делает тебе честь, Лаймен,- сказал Магнус.- Я горжусь тобой. Я и ие сомневался, что ты будешь справедлив в своем подходе к железной дороге. А как же иначе? Справедливость по отношению к дороге не идет вразрез со справедливостью по отношению к фермерам. И мы вовсе не рассчитываем, что ты одним махом все перекроишь. Спешить не стоит. Мы можем и подождать.
– А вдруг следующая Железнодорожная комиссия будет состоять из ставленников железной дороги и спокойно перекроит все выработанные нами тарифы?
В глазах бывшего короля золотопромышленников, самого знаменитого во всем Эльдорадо игрока в покер сверкнул огонек.
– Ан будет поздно! К тому времени мы - все мы - успеем сколотить себе состояния.
Слова его поразили Пресли донельзя. Он никак не мог привыкнуть к этим неожиданно открывавшимся, порой не совсем светлым качествам Деррика-старшего. Магнус по природе был общественным деятелем - человеком осмотрительным, благоразумным, принципиальным,- однако случалось иной раз, что какой-нибудь неосторожной фразой он мог, вроде как сейчас, выдать свое второе «я», некую бесшабашность, никак не соответствующую его убеждениям и принципам.
Вообще-то, в душе Магнус оставался одним из тех, кто первыми кинулись копать золото в Калифорнии в сорок девятом году. В нем до сих пор жил дух авантюры. «К тому времени мы все сколотим себе состояния!» Вот именно: «После нас хоть потоп!» Несмотря на тягу к общественной деятельности, на готовность биться за правду и справедливость, на уважение закона, он оставался игроком, всегда готовым играть по крупному, ставить на карту состояние в расчете выиграть миллион. Его устами говорил дух Запада, дух истинного калифорнийца. Возиться со всякими мелочами, терпеливо ждать, добиваться своего усердием, праведным путем - нет, это было не для него. В нем, несмотря ни на что, крепко сидел золотоискатель. То ли дело разбогатеть за одну ночь, как это делали они. Так же смотрел Магнус и на сельское хозяйство,- да и не он один. Равным образом относились к земле многие фермеры его склада. Они ее не любили. Не были привязаны к ней. И работали на своих ранчо совершенно так же, как четверть века назад на золотых приисках. Холить
Лаймен, однако, почувствовал себя неловко и решил переменить тему. Он встал и начал высвобождать манжеты.
– Да, вот что,- сказал он,- я хочу пригласить всех вас сегодня пообедать у меня в клубе. Это совсем недалеко отсюда. Вы можете с таким же успехом ожидать
решения суда там, а мне хочется показать клуб вам. Я только недавно в него вступил.
Четверо мужчин уселись за небольшой столик у круглого окна в большой гостиной, и сразу же обна-. ружилось, как велика популярность Лаймена во всех слоях общества. Чуть ли не каждый входящий в помещение раскланивался с ним, а некоторые так даже подходили к столику пожать ему руку. Казалось, он был здесь в дружеских отношениях буквально со всеми и со всеми он был одинаково любезен и приветлив.
– Взгляни на этого типа,- шепнул он Магнусу, указывая глазами на пожилого, крикливо одетого мужчину с воспаленными веками и длинными волосами,
с которых на воротник бархатной куртки насыпалась перхоть.- Это Хартрат - художник, абсолютно аморальная личность. Как он попал сюда, остается для меня тайной.
Тем не менее, когда художник подошел к ним поздороваться, Лаймен встретил его с распростертыми объятиями, как лучшего друга.
– Какого же черта ты перед ним рассыпаешься?
– поинтересовался Хэррен, когда Хартрат отошел.
Ответ Лаймена был весьма расплывчат. Дело в том, что старший сын Магнуса был съедаем честолюбием. Он мечтал о политической карьере, и для осуществления этой мечты популярность была непременным условием. Он считал необходимым приобретать расположение каждого человека, имеющего право голоса; будь то негодяй или уважаемый человек, он считал нужным быть с ним в приятельских отношениях. Он лез из кожи, чтобы приобрести известность во всех слоях общества; старался оказывать услуги влиятельным лицам. Раз познакомившись с человеком, он навсегда запоминал его лицо и фамилию и со всеми был на дружеской ноге. Его замыслы шли далеко. Он никогда не стал бы размениваться на пустяки, напоминая в этом отношении Магнуса. Муниципальная служба его не привлекала. Он метил выше, и планы его были рассчитаны лет на двадцать вперед. Он и так уже был видным адвокатом, юрисконсультом шерифа, состоял членом Железнодорожной комиссии, занимал пост помощника окружного прокурора и при желании мог бы стать прокурором. Вот только будет ли ему выгодно занять этот пост? Продвинется ли он вперед к намеченной цели или отклонится в сторону от нее? Дело в том, Лаймен хотел быть кем-то повыше прокурора, мэра, сенатора штата, выше даже члена конгресса Соединенных Штатов. А хотел он стать тем, кем отец его был лишь по прозвищу, преуспеть там, где Магнус потерпел поражение,- то есть губернатором штата. Крепко стиснув зубы, ни с чем не считаясь и отметая помехи, он, подобно коралловому полипу, медленно, но уверенно полз к своей цели.
После обеда Лаймен велел подать сигары и ликер, и они снова прошли в большую гостиную. Но их прежнее место у круглого окна оказалось занятым. За столиком сидел и курил длинную тонкую сигару мужчина средних лет, с проседью, с тронутыми сединой усами, в сюртуке и белом жилете. Что-то в его облике выдавало отставного морского офицера. При виде этого человека Пресли оживился.
– Да ведь это никак мистер Сидерквист?
– понизив голос, сказал он.
– Сидерквист?
– отозвался Лаймен Деррик.- Ну, конечно, он. Мы с ним хорошо знакомы. Надо и тебе с ним познакомиться, отец. Это типичный американец. Ручаюсь, что от разговора с ним ты получил бы большое удовольствие. Он возглавлял огромный металлургический завод «Атлас». Правда, этот завод недавно не то чтобы обанкротился, а просто закрылся. Перестал давать хорошую прибыль, и мистер Сидерквист, естестственно, решил прикрыть его. Помимо «Атласа» у него деньги вложены и в другие предприятия. Человек он богатый. Настоящий капиталист.