Спрут
Шрифт:
Титти видела, как руки Коррадо с дикой силой сжали баранку руля. Ей передалось это нервное напряжение. Девушка чувствовала, что он доверил ей какую-то пугающую, ужасную тайну. И не решилась о чём-либо спрашивать. Она накрыла ладонью его руку и прошептала:
— Я тоже люблю тебя, Коррадо.
Молоденький официант был невысокий, худющий, с крупными лошадиными зубами. Руки у него были жирные, фартук весь в пятнах. Он устало поставил тарелку с бифштексом перед Каттани и обтер ладони о передник.
—
Парень кивнул и, шаркая ногами, поплелся между столиками. Траттория была переполнена. Посетители, большей частью молодежь, невообразимо шумели. Как раз напротив комиссара сидел мужчина лет пятидесяти в выцветшей кепке, из-под которой свисали длинные космы. Склонившись над столом, он не спеша тянул из стакана вино, что-то бормоча про себя, и на губах его запавшего рта то и дело появлялась ухмылка.
Каттани с трудом сдерживал раздражение. Он не выносил этот шум, грохот включенного на всю мощность телевизора, который все равно никто не слушал, не выносил этот все более сгущавшийся зловонный туман — смесь кухонного чада с табачным дымом.
К столику приблизился какой-то тип с усиками, жующий резинку. Он приложил два сальных пальца ко лбу, словно отдавая честь.
— Разрешите, комиссар? — спросил он, отодвигая стул и усаживаясь. — Мне надо с вами поговорить.
Каттани, не отвлекаясь от еды, продолжал кусочек за кусочком отправлять в рот свой бифштекс.
— Ну что ж, послушаем, — ответил он. Незнакомец мялся, видимо не зная, с чего начать.
Потом, как бы оправдываясь, проговорил:
— Гонца не казнят за плохие вести! — И после паузы добавил: — Друзья недовольны.
— Чем же они недовольны? — спросил Каттани, не поднимая голову от тарелки.
— Вашим заместителем.
— Альтеро? А что такое он сделал?
— Мешает, господин комиссар. Очень мешает.
— Такая у него работа.
— Но очень уж он всем осточертел. Так вот... — собеседник переломил надвое деревянную зубочистку. — Так вот, если бы завтра вы послали его в Палермо, мы бы обо всем сами позаботились.
— Что? — Каттани хватил кулаком с зажатым в нем ножом по столу. — Кровопролития я не допущу, — прошипел он сквозь зубы. — Понял, ты, грязное животное? — Он размахивал ножом перед физиономией незнакомца. — Я тебя сам прикончу! — Жилы на шее у Каттани вздулись, землистого цвета лицо было страшно.
Сидевший перед ним застыл с открытым ртом, в зубах у него застряла жевательная резинка. Его темные глазки были прикованы к сверкавшему в опасной близости ножу.
— Прикончу тебя собственными руками, — повторил в отчаянии Каттани.
Мужчина опасливо отодвинулся вместе со стулом, потом вскочил и пустился бегом к двери.
Каттани возвратился домой поздно вечером. Он был удивлен, увидев в квартире зажженный свет, а еще больше — двух ожидавших его там гостей.
— Вы нас уж извините, что мы позволили себе вот так войти к вам.
Это
— Мы пришли, чтобы взять кое-что для девочки. Платья, майки, трусы.
Каттани все еще не мог прийти в себя после разговора в траттории. Он схватил керамическую статуэтку и изо всех сил запустил ею в стену. Он попал в картину. Из рамы вылетело стекло и осколками усыпало кузенов.
— Мы пришли к вам как друзья, а вы психуете.
— Вы преступники, опасные сумасшедшие, — сказал Каттани. — Ничего для вас не стану больше делать.
— Ну ладно, ладно, — Продолжал тот же кузен снисходительным тоном. — Ладно, забудем эту историю с вашим заместителем. Кончено! Будто и не говорили. —
В руке у него была зажженная сигара. Направив ее на Каттани, он добавил: — Однако, со своей стороны, вы должны забыть синьорину Титти. Вы не соблюдаете нашей договоренности, тайком ходите к ней на свидания. Мы, конечно, все понимаем и многое можем простить, но и вы тоже должны проявить понимание.
У комиссара чесались руки. Он еще не пришел в себя после вспышки ярости, хотелось схватить эту парочку и размозжить их пустые головы так, как он разбил статуэтку. Но он ограничился лишь тем, что сказал:
— Смотрите, будьте осторожны, потому что эта история может для вас очень плохо кончиться.
— Ну вот, теперь вы хотите нас сглазить! — сказал кузен с сигарой. — А мы-то приберегли для вас приятный сюрприз. — Он нарочно выдержал долгую паузу и с улыбкой спросил: — Не хотите ли поехать с нами повидать дочку?
Завязав ему глаза, они уложили Каттани на заднее сиденье машины. Автомобиль кружил больше получаса. Каттани пытался мысленно проследить его путь, отмечая повороты, прислушиваясь к звукам извне. Но вскоре вынужден был от этого отказаться, так как перестал ориентироваться.
Когда машина наконец остановилась, ему помогли выйти и развязали глаза. Издалека донесся крик ночной птицы. Каттани била дрожь, он дышал прерывисто, с трудом. Вокруг было чистое поле. Он стоял под отбрасывавшим черную тень одиноким большим деревом. Вдали вырисовывался силуэт небольшого сельского домика. Больше в темноте ничего нельзя было различить.
Затем увидел, что со стороны домика движется свет фонаря. Кто-то шел по направлению к нему. Он так напряг зрение, что даже ощутил резь в глазах. И наконец разглядел: рядом с мужчиной с фонарем семенила девочка. По мере того как они приближались, отец чувствовал, что волнение отпускает его, сердце начинает биться ровнее. Он впился в дочь взглядом.
— Папа! — Девочка отделилась от человека с фонарем, побежала и бросилась в объятия отца.
— Дорогая, сокровище мое! — Каттани крепко прижал ее к груди, приглаживал растрепавшиеся волосы, вытирал слезы, продолжая шептать ласковые слова; — Маленькая моя, Паолетта, дорогая девочка. — И, не переставая, гладил ее, и, словно баюкая, прижимал к себе.