Спрут
Шрифт:
После поздравлений и возлияний Чиринна надел двухцветные остроносые ботинки, вылил на ладони полфлакона одеколона, протер подмышки и нарядился в новый костюм в крупную клетку. Любуясь на себя в зеркало, он принимал различные позы — в профиль, три четверти, с легкой улыбкой и улыбаясь во весь рот, демонстрируя все тридцать два зуба. В этот день ему надлежало быть совершенно неотразимым.
Весь лоснящийся и раздутый от самодовольства, он уселся в свой «мерседес» и велел кузену, который был у него за шофера, отвезти его домой к Титти. У подъезда палаццо он столкнулся с
— Что тебе тут надо? — набросился он на нее.
— Мне нужно поговорить с синьориной Титти, — ответила девушка.
— Не о чем тебе с ней разговаривать. Что ты ей можешь сообщить такого интересного? — заорал он. Поправил рукой узел широкого яркого галстука. И, видя, что девушка не уходит, приказал: — Убирайся, не путайся под ногами, не то кончишь так, как твои брат и жених. Иди, иди, место женщины дома.
Взгляд у Титти был потухший, словно она уже смирилась с собственной судьбой. Он вошел в ту же гостиную, где убил Маринео и герцогиню. Там царил полный беспорядок. На кресле были накиданы какие-то вещи, украшавшие комнату безделушки валялись кое-как, все было покрыто густым слоем пыли, а со стен и потолка осыпалась штукатурка.
— Титти... Титти... — радостно восклицал Чиринна, обняв девушку. Он гладил ее по спине, пытался засунуть руку под юбку. — Ах, ты моя красотка, — нашептывал он. — Лучше всех.
Девушка пыталась освободиться, наконец ей удалось немножко от него отодвинуться.
— Титти... Титти... — слащаво повторял он. Потом, подмигнув, проговорил: — Значит, ждала своего старого доброго Санте! Небось не могла дождаться!
Решительным движением Титти высвободилась из объятий, оттолкнув его так, что он налетел на стул.
— Ты что, убегаешь? — растерянно спросил Чиринна. И вкрадчиво добавил: — А я тебе принес немножко порошочка. Хочешь?
— Мне его не нужно, — сказала она.
— Вот и хорошо. Значит, ты выздоровела. Меня это радует, потому что я хочу, чтобы мы с тобой как можно скорее поженились.
Титти разразилась смехом.
— Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой?
— Конечно. Все вокруг сдохнут от зависти, потому как что у меня, что у тебя полно денег.
— Чиринна, ты хочешь слишком высоко прыгнуть. Задумал стать аристократом! Но это у тебя все равно не выгорит.
— Ну как ты можешь такое говорить? — обиделся он. — Я хочу на тебе жениться, потому что люблю тебя. — Высоко подняв руки, он сделал нечто вроде пируэта. — Вся в белом ты будешь просто потрясающе выглядеть!
— Выброси это из головы, — тихо и совершенно спокойно произнесла девушка.
— Сейчас ты просто немножко устала, — усмехнулся он, — сама не знаешь, что говоришь. Но завтра, когда спокойно все обдумаешь, вот увидишь, эта мысль тебе понравится.
— Хорошо, хорошо, — сказала Титти с саркастической улыбкой, больше похожей на гримасу. — Оставим до завтра. Подожди до завтра.
Взгляд у нее был совершенно безучастный, словно она утратила всякий интерес ко всему окружающему.
Утро следующего дня возвестило о себе веселым солнечным светом, залившим спокойную гладь моря. Массивный силуэт палаццо
Это показалось ему в высшей степени странным: в этот ранний утренний час, когда весь город еще погружен в сон, зажжено электричество. Он продолжал мести панель. II то и дело поднимал голову и смотрел на это освещенное окно. Когда он подошел ближе, его удивление усилилось: окно было распахнуто.
Опершись на метлу, он стоял сгорбившись и, весьма заинтригованный, раздумывал, что бы это могло значить. Он перевел взгляд с окна на землю и вдруг заметил посреди мостовой нечто, что заставило его содрогнуться. Как раз напротив этого окна лежало человеческое тело. Он хорошо различал его не более чем в десятке метров от себя, в круге света, отбрасываемого еще не погашенным уличным фонарем.
Метельщик с опаской приблизился. И остолбенел, узнав Титти. Ее длинные волосы разметались вокруг головы наподобие короны. Она разбилась насмерть, и с ее белого, как полотно, лица уже исчезли все краски жизни. Она спокойно лежала, подвернув под себя ноги, со сложенными на груди руками. Казалось, она сладко спит.
Лечение Паолы предстояло быть долгим и трудным. Дочь Каттани оказалась очень глубоко и сильно травмирована. Целыми часами она сидела неподвижно, погруженная в себя, словно отгородившись от всех окружающих.
Мать не отходила от нее. Иногда девочка хватала ее за руку и молча подолгу держала. «Ничего, — говорила Эльзе, утешая мужа, — постепенно она придет в себя. Я словно помогаю ей заново родиться на свет».
Отец по-прежнему вызывал у девочки ужас. Паола глядела на него затравленно.
— Лучше не будем форсировать, — посоветовал психиатр. Они с Каттани гуляли по окружающему клинику роскошному парку. Вокруг высились горы, вершины их покрывал снег. В Швейцарии весна еще не окончательно сменила зиму. — Понадобится время, — продолжал врач. — Немалое время. Ей нужно оправиться от глубочайшего потрясения.
Отмщение
С отъезда Каттани прошел целый месяц. Трапани вновь погрузился в сонное спокойствие. Постепенно все вернулось на свои места. Каждая мелочь сама становилась на прежнее место — так вирусы, поборов антитела, распространяются по клеткам.
Но у комиссара остался неоплаченный счет. И в один прекрасный день он вновь появился в Трапани, горя намерением отомстить. Явился к графине Камастре. Она открыла ему дверь и увидела его мрачным и нахмуренным, как бог войны.
Какое-то мгновение она, в растерянности, колебалась. Потом пригласила войти.
— Я изумлена и возмущена до глубины души, — проговорила она. — Я ничего не знала о похищении вашей дочери.
— К чему вы это говорите? Хотите создать себе алиби? — резко сказал он. — Мою дочь похитили и изнасиловали также и для того, чтобы защитить интересы таких, как вы.