Спустя десять счастливых лет
Шрифт:
Упираюсь ладонью в стену примерочной, чтобы не упасть.
«Цвет тебе к лицу», – продолжает он.
По спине пробегает холодок. Я оглядываю кабинку, даже под стулом проверяю. Отдергиваю шторку. На меня изумленно смотрит продавщица. Снова задергиваю шторку и глубоко вдыхаю.
– Вам помочь? – спрашивает девушка.
Я зажимаю рот ладонью. Наверное, она меня слышала.
«Милое платье, – говорит снова голос. – Ты красотка».
В исступлении сдергиваю с себя сарафан, а потом натягиваю обратно, не зная, чему верить.
– Сколько
– Ребекка?
– Анни?
Мы смеется, словно подтверждая, что узнали друг друга с минут пять назад, но на всякий случай не подавали виду.
– Ребекка Харт! – Она бросается меня обнимать.
Это красавица Анни Стоунер, моя школьная подруга, гений математики и великолепная гимнастка. Она могла пролететь над синими матами, выполнив серию сальто и кувырков, от которых у меня на глаза наворачивались слезы. Анни ушла из нашей школы в тринадцать лет, когда ее отца-военного отправили за границу.
– Твое заведение? – интересуюсь я.
Стильный магазин одежды для беременных, с деревянным полом и белыми полочками, где можно найти туники и футболки любых цветов. Посреди зала стоит витрина островного типа с круглой вазой розовых лилий.
– Ага. Открыла пару лет назад, вот-вот разорюсь. – Анни обводит рукой пустынный магазин. – Ты беременна? Хотя глупый вопрос, – добавляет она, закатив глаза. – На котором месяце?
– Чуть меньше четвертого.
– Первый раз? – Она ныряет в примерочную и возвращается с подушкой. – Попробуй вот с этим. Ну, давай, – подталкивает она меня, заметив сомнения.
Я приподнимаю платье, засовываю под него подушку, а потом поворачиваюсь боком. Напоминает, как я в двенадцать лет запихивала в лифчик носки.
– Поверить не могу, что стану такой огромной, – изучаю я свой профиль.
– О да, и если повезет, получишь прочие бонусы вроде варикоза, – хрипло смеется Анни.
– А у тебя сколько детей?
– Двое. Эми и Белла. Шесть лет и четыре года. Рановато я начала! И о чем только думала! – Она корчит недовольную рожицу. – А ты? Совсем не изменилась!
«Ой, неправда, – произносит голос. – Я видел старые школьные фотки, ты там с двумя косами и похожа на поросенка».
Я вдруг впервые улыбаюсь.
– Бекка?
– Да?
– Ты как, погостить заехала? – спрашивает Анни с блеском в голубых глазах.
– Э-э… долгая история.
Она выжидает, понимая или, по крайней мере, надеясь, что рассказ будет интересный.
В магазин входит молодая женщина в леггинсах, шлепках и цветастой кофте. В руке – стаканчик кофе.
– Слушай, у тебя покупатель, – замечаю я, с облегчением скрываясь в примерочной и роняя подушку.
– Покупатель? Не говори глупостей. Это Люси, она тут работает, – восклицает Анни.
– А, точно!
Задергиваю штору и с трудом пытаюсь влезть обратно в джинсы.
– Найдется время на чашку кофе или быстрый перекус? – спрашивает Анни после того, как я, вся красная, вышла из примерочной и сообщила, что возьму платье. – На площади есть такой замечательный винный бар…
– «Мезо Джо»? – уточняю я.
– Знаешь его?
– Я знаю Джо.
– Счастливица, – впечатляется Анни. – Половина Винчестера мечтает за него замуж выскочить, – доверительно сообщает она. – А я бы с ним горячую ночку провела.
«Ну вот, опять начинается», – сердится голос в моей голове.
– Откуда ты его знаешь? – интересуется Анни.
– По универу… но мы перестали общаться, – добавляю я.
– Почему? В смысле, как же так?! – возмущается Анни, словно я выбросила выигрышный лотерейный билетик.
– Знаешь, как бывает…
– Люси, тут глухо как в танке, но если вдруг каким-то чудом будет оживление, позвони мне, я тут же рвану обратно, – говорит Анни, подхватывая сумочку. – Ну что, пойдем?
Мы проходим через площадь, мимо моей любимой старой художественной лавки и пары кафешек, новой парикмахерской и бутика. Еще издалека я вижу «Мезо Джо» – красивое здание с тентом глубокого винного цвета. Вдоль тротуара расставлены столики с полосатыми зонтами – сегодня многие предпочитают перекусить на свежем воздухе.
Анни болтает о пустяках: работа в этой части Винчестера опасна для кредитки, «Кадоган» – лучший магазин мужской и женской одежды, и даже ее муж Риччи не против там одеваться…
– Бекка?
– М-м?
– Отличное местечко, а?
Впереди открывается вид на собор и мощеную аллею, обрамленную липами. Около черных оградок стоят велосипеды.
– Здесь мило, – отзываюсь я, наблюдая, как студенты и туристы отдыхают на залитой солнцем траве.
Мужчина в соломенной шляпе продает мороженое; из городского музея высыпает шумная толпа школьников; мальчишка, смеясь, наклоняется погладить проходящего мимо спаниеля. Особенно меня трогает пожилая парочка на скамейке – они держатся за руки, рядом в коробочках лежит готовый ланч.
Мы входим в винный бар. Там очень просторно, куда больше места, чем я представляла, и есть лестница на подвальный этаж. Что-то теперь у меня поубавилось смелости. Как же рассказать про Олли? Мне следовало пригласить Джо на похороны. Только сейчас я понимаю, что не просто ошиблась. Такое не прощается. Я могу оправдываться невменяемым состоянием, скорбью, однако глубоко внутри знаю правду: я была… да я и сейчас трусиха. Хотела связаться с Джо, но так ничего и не сделала. Что он обо мне подумает? Вдруг возненавидит меня? Что ж, имеет полное право…
Впрочем, Джо нигде не видно. В баре шумно и полно народу. Из кухни доносится звон посуды, жужжит кофейный аппарат. Узнаю играющую музыку – Volare группы Gypsy Kings. Мы с Олли включали эту песню на отдыхе в Испании, танцевали, смеялись, валяли дурака… Ребекка, не плачь. Ты должна рассказать Джо.
«Расслабься. Глубоко вдохни, – говорит внутренний голос, – а когда увидишь этого гада, влепи ему пощечину».
Мимо проносится молодой официант с тремя полными тарелками.