Спящая жертвенница или история наступления конца света
Шрифт:
Днём на светлом, чистом и голубом небе, немного пугающим своей глубиной и тем, что за ним сокрыто не было за белыми облаками видно солнца, но птицы летали и, как обычно, пели свои реферамбы этому миры, в котором они жили в отличие от толпы людей на Земле по-настоящему. Среди небольших тёмно-серых бетонных зданий и построек различного назначения виднелись три высотки с металлическим фасадом и голубыми пристроями по периметру построек внутри которых, между которыми и мимо которых кишели люди, кто безразличный, кто мечтательный, а кто стремящийся к познанию этого мира в поисках правды о нём – у всех свои увлечения, но объединяло их одно – никто эту правду не знал, все были уверенны в безопасности своего существования. В далеке виднелся густой дремучий лес в парковой зоне, как раз мимо которой проходила в этот же день Виолетта, прошедшая мимо Викторины Диковны, что гуляла в этом самом парке и любовалась этими деревьями, наслаждаясь ощущением атмосферы природного покоя. Она размышляла о состоянии дочери постоянно, не отпуская веру в её полное выздоровление и чувствуя, что она все равно в опасности. Внезапно ей стало не по себе, словно внутренности кто-то или что-то наизнанку выворачивает, ей стало смертельно плохо, и она согнулась, уперевшись руками в ближайшее дерево, словно прося у него помощи.
«Домой! Нужно обраться хотя бы до дома! Я не хочу умирать в этом парке! Как хорошо умереть хотя бы дома, хоть я не знаю, что это такое! – подумала бедная Викторина Диковна. – Но с моим ростом явно, что ы это не было ошибка, я чувствую, что будто стала выше, но это не так! Точно! Это же не так! Значит, что бы то не было это мне не указ, какие бы крысы это не осуществляли и чем бы не осуществляли. Зачем я только пошла в этот парк, почему это происходит со мной и моей дочерью?! И все же… все же… Мне почему-то уже сейчас это даже по душе, это приключение, это необычно! Я буду бороться с этим до конца! Я не умру от этого так легко! Интересно, что же со мной происходит и будет ли этой боли конец? Даже когда я в детстве читала сказки, я твёрдо понимала, что в реальной жизни такого не бывает. А теперь я сама угодила словно в кошмарную сказку. Обо мне надо написать книжку, большую, отличную книгу, роман ужасов и мистики, если останусь в живых. Вот доберусь домой и если буду жива сама напишу…»
В этой ситуации любой бы сдался, но Викторина Диковна проявила истинный героизм в борьбе за свою жизнь и сквозь эту агонию дошла до дома, открыла дверь своей квартиры и, хоть боль немного утихла, тело ещё словно кто-то истязал. Пройдя по красивому, дорогому светло-оранжевому деревянному паркету, смотря на белые стены с богатой отделкой и рельефными украшениями она мысленно поблагодарила своего бывшего мужа за остатки былой роскоши и легла на немного дырявый бежевый итальянский диван, после чего от болевого шока потеряла сознание…
Зал суда, роскошное правительственное здание величественно стояло как неприкосновенная цитадель осуждения преступных деяний, откупа от своих преступлений и их оправдания. Однако, при том, что ожидалось бы увидеть огромный небоскрёб, похожий на гигантский космический шаттл с множеством окон и этажей на практике миниатюрненькое трёхэтажное здание с кирпичными людьми в кирпичных стенах, с кирпичными мечтами и твёрдой верой в правосудие – все как полагается в государственном учреждении. Все, кто находился в зале суда обратили внимание на ведомого в клетку для подсудимого Айрата Эриковича, похожего на всем лгущего, никчёмного предателя, участь которого быть уничтоженным собственным обществом, о чём кричало в этот момент все его существо, мучимое чувством вины и психологически-моральных мучений. В ходе судебного процесса каждый присяжный, судья адвокаты – каждый возглашал и утверждал то, что или просто вычитал в протоколе судебного дела или прочих документов, а то некоторые особо умные ориентировались на то, что услышали о других в коридоре за пределами зала суда ещё до начала процесса – вопреки правилам веяло какой-то праздностью и нечистотами в этом помещении правосудия, а карманы судьи горько пустовали, так как не было у Айрата богатых знакомы и сам он был небогат. За это изнасилование он был осуждён на три года тюремного заключения, условный срок ему не дали, так как на момент совершения преступления он был признан вменяемым, а тюрьма в которой он должен был отбывать свой срок ещё больше удручала мужчину, хоть и было ему безразлично где отбывать теперь срок. Так Айрат лишился своей свободы и за одно жизненных перспектив, и лишился он их безвозвратно даже сам не зная, почему и зачем так поступил…
Виолетта Евгеньевна очнулась этим днём и терпела боль и презрение к себе от окружающих. Одна из её сопалатниц преодолела эту стену непонимания и завела с ней разговор, а все женщины в палате с интересом слушали процесс их беседы. Сама Виолетта была родом с Украины, но уехала с родины, так как там ныне было неспокойно и опасно, однако документы удостоверения личности у неё были украинские и с работой она имела в связи с этим серьёзные затруднения. Бывает возьмут и увольняют или просто так, или по абсурдной причине, докопаются до мелочи и выгонят. И в процессе разговора, который был похож чем-то на исповедь Виолетта остановилась, замолчала и грустно добавила:
– Да, но ведь я уже пережила этот инцидент… Во всяком случае здесь мне делать больше нечего! Но и деваться отсюда мне пока некуда!
Её собеседница прояснила:
– Главное, чтобы ты понимала, что это все человеческие ошибки. Не бойся этих косых презрительных взглядов, потому что ты ни в чём не виновата, а являешься просто жертвой обстоятельств. Это нормальная проблема человека пережить сложные обстоятельства и стать из-за этого изгоем. Это не потому что с тобой что-то не так, а потому что люди боятся понять твои обстоятельства, бояться эту трудность, боятся не за тебя, боятся только за себя и ничего с этим не сделать.
Все женщины в палате тоже слушали и иногда что-то вставляли в этом разговоре, но все сходились на том, что, когда полиция собралась на месте происшествия в том районе где её, изнасиловали она была без сознания, а значит так или иначе с их точки зрения она слабый человек, который не смог дать сдачи и потерял самообладание – вот так осуждали её люди, просто за слабость, мол не смогла защититься, позволила с собой это сделать, сама и виновата, что ничтожество.
Добрыня открыл дверь палаты и зашёл внутрь очень неожиданно, при том ещё плавающий в своих мыслях об Айрате. Он никого не убивал физически – это правда, но тем,
«А вдруг, если я с ним пофлиртую, то на этом не остановлюсь – думала Виолетта. – Пожалуй, это неплохо, тогда мы с ним оба можем помолодеть от начала нового романа! Правда если мы поженимся мне придётся всю жизнь ему этот долг выплачивать, как своему фактически спасателю из той ситуации. Нет, не хочу!»
И Виолетта, выбравшая защиту своей личностной амбициозности и свободы от морального долга, продолжила молчать. Добрыня тоже не стал долго задерживаться, увидев это в этой даме, он спросил, как у неё здоровье, получил утвердительный и короткий ответ и спокойно покинул помещение в очередной раз убедившись в серости обстоятельств нашей жизни и в том, что не всегда все будет идти так, как человек возможно рассчитывает или мечтает, не всегда дама выберет того, кто доказал ей, как минимум свой интерес к ней делом, но обязательно побежит за болтуном, который просто даже не признаёт её личностного существования и говорить что-либо женщине по этому поводу, пытаясь вразумить её словом, воззвать к рассудку правдой бесполезно, бессмысленно, она все равно будет стремиться к пустослову, который говорит просто чтобы её обмануть, а не чтобы исполнить слова на деле и не умеет делать своё слово настоящим в глазах человека, которому он это сказал. Виолетта все же извлекла урок, когда была взята в заложницы Айратом, думала мол, нормальный мужчина, а тот в порыве садизма чуть в мясо с переломанными костями её не превратил. Вот как в жизни бывает, но её мучил вопрос, случайно ли сложились эти обстоятельства? Может это кто-то подстроил? ' Словно под звук оваций, догадавшийся об этом Добрыня покинул больничную палату, но слегка моргнул из-за блика в глазах, напоминавших сверкание молнии, даже на небо посмотрел, но там светло, иногда облачно, однако разве бывает молния без дождя? Нет, если нет воды для трения и молнии нет, тогда откуда этот блик?
Так или иначе Добрыня жил себе дальше и даже не стал акцентировать на этом своё внимание, просто пошёл себе дальше по светлой улочке, на которой из динамиков магазинов играли классические композиции скрипки, а чуть дальше по улице чуть по тише наигрывало весёлые поп-песни о жизненном оптимизме и любви, как принято. Он пошёл в ресторанчик, и усатый официант провел его к столику, он заказал еды – мясо, суп и кофе и с наслаждением, оплатив все это сразу ждал свою трапезу, разглядывая сидящих в заведении женщин. Внезапно какая-то женщина в жёлто-оранжевом платье с криком и возмущением встала и тупым ножом пронзила в приступе непонятного гнева шею своему собеседнику. Вести переговоры с ней было явно бесполезно и тот отпрянул, схватившись за торчащий из края горловины нож, будучи в жутком состоянии страха, словно увидел неведомого монстра, от которого даже душа умерла мгновенно – до такой степени мужчине стало страшно и жутко. Добрыня узнал ситуацию – это ему напомнило случай с изнасилованием. Тоже человек спонтанно это делает, тоже не понимает почему и тоже словно чего-то боится – все сходится. Однако у Добрыни не было предположений кто и зачем это делает, потому что он не верил настолько ни в теорию заговора, ни в конспирацию извне, так это его банально пугало. Тем не менее забавно, что, открыто говоря о конспирации Богом с точки зрения любой религии человек не поверил в возможность конспирации людьми. Просто если Бог олицетворение природы, то этому и смысла нет живых людей конспирировать, природа наоборот обычно толкает к жизни, действиям и защите собственной жизни, тогда смысл отрицать конспирацию в открытую в нашем обществе?
– Какой же я тупой имбицил, какой я глупый, вот глупый я Добрыня! – возразил он себе. – Как здесь разобраться и стоит ли вмешиваться? Мне самому то места и возможностей в этой жизни едва хватает, но почему меня так раздражает такие события лицезреть… Куда же мне деваться?
Он подошёл к даме и спокойно начал с ней беседовать, пока мужчину отхаживали вызвавшие скорую помощь официанты. Женщина была белее полотна и заикаясь оправдывалась, мол она испугалась чего-то, взбесилась, когда ей показалось, что мужчина так психически давит на неё, словно он заковал ей в кандалы и избивает, он инстинктивно не сдержала злобы, не смогла и чуть его не убила. Она и перед мужчиной, и перед всеми готова бы была извиниться на коленях за содеянное, но никто даже не рассматривал в её случае возможность прощения, потому то не дошло до людей, что это может случиться с любым, абсолютно с любым. В такой ситуации у человека выбор психологически не велик – покончить с собой или убить того, кто мешает, а этот тупик приставляет опасность абсолютно для всех людей, хотя, как таковой является плацебо. Добрыня не боялся этого тупика, даже более, он был готов и собирался бросить этому вызов и выяснить, что же этот тупик формирует и можно ли это победить в этой жизни, потому что иначе жизнь и не имеет дальнейшего продолжения, это означает всеобщее вымирание, так как все наши эмоции, мысли, чувства и даже ощущения – это возможно проявление того, что уже где-то или случилось, или происходит или случится – все это о реальном. И этот замкнутый тупик в конце пути души человека – это конечный пункт сбора эмоционального мяса, однако получает ли его желающий? Добрыня понимал, что даже если и получает лишь на миг, потому что неизбежно это не росло в хищнике и его оставляет, так как крови человека он не пил – нет условий прижиться, и он догадывался, что именно люди это и устраивают. Вопрос его мучал лишь один – где они находятся? Явно не на Земле, просто потому что у нас нет таких технологических возможностей отсекать психически и манипулировать другими людьми и населением, кроме СМИ, влияние которых на общество очевидно и безопасно, даже является защитой человека. Добрыня поговорил с женщиной, та вроде успокоилась и взяла себя в руки, осознав содеянное и обретая понимание, что мучивший её страх – это плацебо, он эфемерен. Добрыня сказал ей напоследок: