Спящие красавицы
Шрифт:
Он проводил жену до патрульного автомобиля, где ее поджидал Рид Барроуз, скрестив руки на груди.
– Ты не просто моя жена, Лайла. Когда дело касается правоохранительной системы округа Дулинг, ты – большая шишка. – Он протянул ей сложенный листок. – Возьми и сразу используй по назначению.
Лайла развернула листок. Рецепт.
– Что такое модафинил?
Он обнял ее за плечи и прижал к себе, чтобы Рид их не услышал.
– Он от синдрома ночного апноэ.
– Я этим не страдаю.
– Нет, но он не даст тебе заснуть. Я не паникую, Лайла. Мне нужно, чтобы ты бодрствовала,
Она напряглась под его рукой.
– Хорошо.
– И получи его как можно быстрее, пока он не закончился.
– Да, сэр. – Его настойчивость, пусть и доброжелательная, определенно ее раздражала. – А ты разберись с этой чокнутой. Если сможешь. – Она улыбнулась. – Я всегда могу залезть в шкаф с вещдоками. У нас горы маленьких белых таблеток.
Об этом он как-то не подумал.
– Буду иметь это в виду.
Она отстранилась.
– Я пошутила, Клинт.
– Я же не прошу тебя что-то там нарушать. Просто говорю… – Он вскинул руки. – Помни об этом. Мы не знаем, куда все это нас заведет.
Она с сомнением посмотрела на него и открыла водительскую дверцу.
– Если будешь говорить с Джаредом первым, скажи, что я постараюсь вернуться домой к ужину, но шансы на это близки к нулю.
Лайла села в машину, и прежде чем она подняла стекло, чтобы в полной мере насладиться прохладой кондиционера, Клинт едва не задал вопрос, несмотря на присутствие Рида Барроуза и на внезапно разразившийся невероятный кризис, который в новостях называли очень даже вероятным. Вопрос, который, как он полагал, мужчины задавали не одну тысячу лет: Где ты была прошлой ночью? Вместо этого он сказал, на мгновение почувствовав себя умником:
– Эй, милая, ты помнишь про Маунтин-Рест? Возможно, дорога до сих пор перекрыта. Не пытайся срезать.
Лайла и не моргнула, лишь ответила, да-да, конечно, помахала рукой и направила патрульный автомобиль к двойным воротам между тюремным двором и шоссе. Клинт мог лишь наблюдать за ее отъездом, уже не чувствуя себя умником.
Он вернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Иви «Вы Не Сможете Даже Произнести Мое Настоящее Имя» Блэк фотографируют для тюремного бейджа. После этого Дон Питерс вручил ей постельное белье.
– По мне, ты выглядишь обдолбанной, дорогуша. Не заблюй простыни.
Хикс бросил на него резкий взгляд, но не стал раскрывать онемевший от новокаина рот. Клинт, у которого дежурный Питерс уже в печенках сидел, молчать не пожелал.
– Заткнись.
Питерс повернулся к нему.
– Не вам затыкать мне…
– Я могу подать рапорт о происшествии, – перебил его Клинт. – Неадекватная реакция. Беспричинная. Выбор за тобой.
Питерс мрачно посмотрел на него, но лишь спросил:
– Раз это ваша подопечная, куда ее отвести?
– В камеру А-десять.
– Пошли, заключенная. Тебе досталась «мягкая» камера. Повезло.
Клинт наблюдал, как они уходят. Иви несла постель, дежурный шел сзади, почти вплотную. Клинт смотрел, не дотронется ли Питер до нее, и, тот, естественно, не дотронулся. Он знал, что Клинт за ним следит.
Конечно, Лайла и раньше чувствовала такую усталость, только не могла вспомнить, когда именно. Что она помнила – с занятий по охране здоровья в старших классах, боже ты мой, – так это негативные последствия долгого бодрствования: замедленные рефлексы, ошибочные решения, рассеянное внимание, раздражительность. Не говоря уже о проблемах с кратковременной памятью: ты могла помнить, что тебе говорили на занятиях по охране здоровья в десятом классе, но забывала, что, твою мать, следовало делать сегодня, сейчас, в эту самую минуту.
Она свернула на стоянку у придорожного кафе «Олимпия» («СЪЕШЬ ЯИЧНЫЙ НАШ ПИРОГ – ОН ХОРОШ ДЛЯ ВСЕХ ДОРОГ», – гласил выносной щит у двери), заглушила двигатель, вылезла из салона, сделала несколько глубоких вдохов, наполняя легкие и кровь свежим кислородом. Немного помогло. Через опущенное стекло наклонилась в салон, взяла микрофон с приборного щитка, потом передумала: ей не хотелось, чтобы этот разговор услышали. Вернула микрофон на место, достала мобильник из чехла на ремне. Нажала клавишу вызова одного из дюжины номеров, заведенных в режим быстрого набора.
– Линни, как ты?
– Нормально. Прошлую ночь спала часов семь, а это больше обычного. Так что у меня все хорошо. А вот о вас я волнуюсь.
– Я в порядке, волноваться не о… – Широкий зевок не дал ей договорить, сделав окончание фразы нелепым, но она все равно сказала: – Я тоже в порядке.
– Точно? Сколько вы бодрствуете?
– Не знаю, часов восемнадцать или девятнадцать. – И чтобы унять тревогу Линни, добавила: – Прошлой ночью мне удалось вздремнуть, так что не волнуйся. – Ложь продолжала сыпаться из ее рта. Была ведь детская сказка, предупреждавшая, что одна ложь ведет к другим и ты в итоге превращаешься в попугая или кого-то еще, но вымотанный мозг Лайлы никак не мог ее вспомнить. – Забудь обо мне. Что у нас с этой Тиффани как-ее-там, из трейлера? «Скорая» отвезла ее в больницу?
– Да. Хорошо, что они доставили ее туда рано. – Линни понизила голос. – Сейчас там дурдом.
– А где Роджер и Терри?
Линни ответила с некоторым смущением:
– Они ждали помощника окружного прокурора, но он все не приезжал, и они захотели проверить, как там их жены…
– То есть они покинули место преступления? – Поначалу Лайла пришла в ярость, которая, впрочем, схлынула к тому моменту, как она закончила фразу. Возможно, помощник окружного прокурора не приехал по той же причине, которая заставила уехать Роджера и Терри: тревога за жену. Не только больница Святой Терезы превратилась в дурдом – дурдомом стал весь мир.
– Я знаю, Лайла, знаю, но у Роджера маленькая девочка… – Если она его, подумала Лайла. Джессика Элуэй любила прыгать из постели в постель, это было известно всему городу. – И Терри тоже запаниковал, и ни один не мог дозвониться до дома. Я сказала им, что вы разозлитесь.
– Ладно, возвращай их на смену. Я хочу, чтобы они объехали все три аптечных магазина в городе и сказали фармацевтам…
«Пиноккио». Вот как называлась сказка о лгунах. И он не превратился в попугая, его нос начал расти, пока не стал длинным, как дилдо Чудо-женщины.