Спящий
Шрифт:
Как волчица добычу в кусты,
Сквозь разлитую всюду плерому
Волочит человечьи черты.
Как по Библии: если из плоти
И из крови - изволь, дорогой,
Возвратиться на автопилоте
Очертаньями в глину и гной.
И не ной, что погасла картина,
На которую долго смотрел,
Расширяя обзор соколинно -
Потому что мечтами был смел.
За тебя всё на небе решили:
Плоть - земле, а душа -
Но не вниз, где хранилище пыли,
Очертаний тугой кошелёк...
МИНАРЕТ
Обопрись своим взором на минарет:
Он изящен, как юноша в цвете лет,
И высок - приложили к нему версту.
Вот уж верный солдат на своём посту.
Он узорчат, цитатами из Корана
Опоясан заботливо, филигранно.
Винтовой прочной лестницей оснащён,
По которой всходил муэззин, как сон,
Покидающий спящего на рассвете, -
И к намазу сердца призывал, и шли,
Шли усердно мужчины, сбегались дети,
Даже те, что черней земли...
И сегодня идут - не привычки ради.
И сегодня торопятся: кто из вади,
Кто из красных долин, где шумит хамсин.
Много вложено камня и древесин
В дело Божье, чтоб ширился дух Ислама,
Обнимая приверженцев, словно мама.
Вон их сколько!
– католиков меньше в Риме, -
Минарет нерушимо стоит над ними.
И течёт из динамиков голос долгий,
Точно свет, отражённый концом иголки...
***
В Европу тёмную, в давильню поколений
Принёс араб античный, стройный взгляд.
И объяснил, что знания, как тени.
Передаются часто наугад.
Вот Аристотель в твёрдом переплёте,
Платона голос, киников зерно,
И стоицизм, из крови и из плоти,
Живёт в собраньи, ибо суждено...
Мы переводы выполнили тонко,
Теперь и вы, приблизившись впритык,
Переводите, лопнула заслонка.
Арабский - изумительный язык!
Как некогда все статуи Эллады
Цветными были, так вот, всякий раз,
Вооружаться знаниями рады
Философы, чьё зарево - намаз.
Из-под земли и вечных недомолвок
Источники блистательные бьют.
И ни цепей не нужно, ни верёвок,
Чтоб их постичь, лишь общий Абсолют.
СПЯЩИЙ
Я помню, спал, и помню - долго.
Я долго спал без чувства долга.
Весь день я спал, всю ночь, и после
Я тоже спал,
Я спал на шёлковом диване,
На стуле спал, в чугунной ванне,
И у ворот кремлёвских тоже
Я спал, гулял мороз по коже.
Я спал, когда меня будили.
Я спал как бомж на Пикадилли.
И в полицейской будке храпко
Я спал, пока тучнела папка...
Я спал в строю, в стогу, на пляже,
В объятьях женщины, и даже
В окопе с мёртвым генералом
Я спал - почти под одеялом.
Я прочно спал, везде и всюду.
Мне снилось - люди бьют посуду,
И снилось - спят за книгой Пруста.
Я спал, как зимняя капуста.
Я спал в зародыше Вселенной,
И сплю теперь с улыбкой бренной,
Всё сплю и сплю, страшась хотя бы
На миг раскрыть глаза-ухабы.
Я сплю, не видя в том подвоха.
Живу иль помер - знаю плохо.
На чём я сплю - не в этом дело.
Я сплю, а тело отлетело...
СУЛИЦА
В стареющем городе вышел на улицу,
Огляделся, на шапки кустов буцнул
Оловянную банку, увидел сулицу
Там, где банка лежала, хранила гул,
Пробуждённый моею ногою искренне.
Подивился находке своей, зевнул.
Подобрал и направился к ближней пристани
Поглазеть на дельфинов, раз нет акул!
Но морская поверхность не будоражила,
Скукота прожевала меня; рыбак
(Его имя, насколько я помню, - Анджело)
На меня посмотрел и спросил: "Ну как?".
Я ответил: "Никак".
Размахнулся ветрено,
Кинул сулицу в море, не посмотрев,
Что ей восемь столетий: древней Есенина,
Маяковского, Пушкина, всех дерев...
***
Завещаю тело моё медицине.
Глубже копнёте - найдёте скалу в пустыне.
Под этой скалой могила, её утроба
Пуста - потому что
Ни тела внутри, ни гроба.
***
Впрочем, дело твоё, можешь уйти в монахи,
В келье надолго закрыться, в одной рубахе
Небо молить, на холодном полу питаться
Под неусыпным надзором немого старца.
Вдруг на тебя снизойдёт откровенье, словно
На преподобного столпника Симеона...
Голос подаст, точно ветер промчался хлёсткий,
Мира Владыка, что слаще, чем сок берёзки.