Сравнительные комментарии к пословицам русского народа
Шрифт:
– Брось ты, Михайла Васильевич, свои реторты, пиши стихи!
А великий наш ученый ему в ответ:
– Позвольте, граф Кирилла Григорьевич, хоть на досуге наукой заниматься, заместо бильярду...
Президент ни в какую не позволял.
Это как раз понятно. Все-таки наука увлекается вещным и работают в ней вроде живые люди, а вот есть такое дело - литература, в которой всё евангелическая недоговоренность и полумрак. Кажется, тонким образом сыт не будешь и не отопиться волшебным порядком слов, но тогда почему книга неотделима от человека, как метафизические сострадание и любовь? Может быть, потому, что литература - вообще всяческое художество - в глазах человека есть
Тем более странно и прискорбно, что в наши дни нечто оттеснило литературу на задний план. Этим "нечто" может быть исторически закономерная тенденция к опрощению человека, который точно "широк, слишком широк", по определению Достоевского, и потому потенциально опасен для мироздания, как ядерный арсенал. Или это может быть кризис культуры, грянувший потому, что просто нет больше Чайковских, Врубелей и Толстых. Или литература исчерпала свою миссию, исподволь воспитав в течение столетий расу неопасных, незлых людей.
Коли так, то это справедливо, что писатель донельзя обеднел, что его нынче кормят баснями про то, что высшее благо цивилизации составляют рынок, свобода слова вплоть до матерного и гегемония безвредного дурака. Но литературы все-таки жалко, как зимних балов под Рождество, сюртуков, цыганского хора Соколова, барышень в шелковых кофточках под горло, которые стесняются буквы "хер"...
Будущее изящной словесности в лучшем случае гадательно, в худшем случае - его нет. Возможно, грядет новое средневековье лет так на тысячу, только без алхимии и Христа. Возможно, много веков спустя далекий потомок ненароком откроет томик Чехова, а там: "Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад в ученье к сапожнику Аляхину, в ночь под Рождество не ложился спать..."
– Ахти нам!
– воскликнет тогда потомок.
– Да как же мы без этого жили-то тыщу лет?!
Бог шельму метит
Есть только одно неопровержимое доказательство Божьего бытия: хорошего человека по лицу видно. Ведь это, действительно, таинственная закономерность, не объяснимая средствами человеческой логики, что хорошего человека всегда по лицу видно, хотя далеко не всегда как-то нарочно отмечен мерзавец и живодер. Другое дело, что безусловная добродетель - большая редкость, равно как и безусловная злонамеренность, и человек по преимуществу "Ни Богу свечка, ни черту кочерга".
Однако в самых тяжелых случаях облик злодея, как правило, явственно показывает 666-е антихристово число. И даже история, кажется, не знает ни одного великого сатаниста, который не был бы так или иначе помечен, особенно если он завзятый революционер. Петр I отличался нечеловеческим ростом, несуразным телосложением, противоестественными наклонностями и загадочными припадками, которые проходили, если его погладить по голове. У Робеспьера была физиономия третьеводнешнего покойника, каменная и отдававшая в зеленцу. Жан-Поль Марат страдал уникальной кожной болезнью и фактически жил в воде. На фотоснимки наших бомбистов страшно смотреть. У Ленина было лицо скопца. Более отталкивающей внешности, нежели у Гитлера, трудно вообразить. Сталин был сухоручка, ростом чуть ли не с карлика и щербат. Даже самый благообразный тип из этой компании, Наполеон Бонапарт,
Отсюда вопрос к агностикам и атеистам: если Бога нет, то кто же тогда шельму метит, остерегая нас, простаков, подавая знак? Отсюда же и такое замечание: ведь и у немцев есть пословица "Лицо выдает негодяя", однако и они дали маху в 1933 году, - следовательно, не мы одни идиоты, которые манкируют опытом праотцов.
Худой мир лучше доброй ссоры
Еще в те времена, когда не было ни стратегии, ни тактики, соседние народности чуть что резали друг друга, скажем, из-за какой-нибудь спорной курицы или невзначай прибившегося порося. Потом появились стратегия и тактика, люди научились грамотно убивать соседей на сопредельных территориях и по науке стирать с лица земли веси и города.
Что настораживает: в дальнейшем человечество не так последовательно налаживало промышленность и искусства, как резалось меж собой. Уже Моисей заповедал согражданам: "Не убий", почил Бенедикт Спиноза, обожествивший простого обывателя, Толстой написал "Войну и мир", а люди по-прежнему на ножах.
То есть выходит, что напрасно старался Моисей, мыкал горе Спиноза, извел себя Лев Толстой. Вообще чего стоит вся вековая культура человечества, если спустя две тысячи лет после пришествия Христа, наказавшего: "Благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас", - люди свободно убивают друг друга даже не за курицу, а ради какой-нибудь кабинетнейшей из идей. Например, по причине расовой теории, или во имя всемирной республики Советов, или в защиту демократии и разных гражданских прав.
Может быть, дело в том, что культура есть явление асоциальное, то есть она сообщается исключительно с личностью человека, а всему общественному действует перпендикулярно и вопреки. По крайней мере ясно, что человек лучше человечества и личность выше общества, ибо с Ивановым всегда договоришься с глазу на глаз, а в составе маршевой роты Иванов - зверь. Тогда конечная цель культуры заключается в разрушении социального начала в человеке как источника зла, которое досталось нам от седой древности вместе с волосатостью, клыками, слепой кишкой. Стало быть, не напрасно бились Моисей, Спиноза и Лев Толстой, а просто похоже, что культура работает мучительно медленно, как, например, строятся светила и наши материки.
Во всяком случае, в распоряжении человечества еще около шести миллиардов лет. Но дело десоциализации личности может и в принципе не задаться, судя по тому, что XIX век оказался много человечнее XX-го, а в XXI веке народы точно куда-то движутся не туда. Коли так, то, значит, мы недалеко ушли от пчелы и наша вековая культура - это не в коня корм.
Как бы там ни было, покуда пословица про худой мир и добрую ссору остается гласом вопиющего в пустыне, хотя и у финнов есть точно такая же пословица, и китайцы говорят: "Мудрый здоровается первым", и вообще, кажется, все согласны, что с соседями лучше не воевать.
Свято место пусто не бывает
Китайцы говорят прямее: "В святых местах много нечисти". Русачок же юлит, как обычно, литературничает, но вообще и первоначально эта пословица сложилась про наши монастыри. И действительно, круглый год толклись по российским обителям богомольцы разного звания, алкавшие прощения за птичьи и непростительные грехи. С другой стороны, при монастыре всегда можно было подкормиться за счет патриарха всея Руси. Монахи того ради и собирали свои богатства, чтобы оделять даровым хлебом насущным несметные толпы православных, которые во все времена года по будням и праздникам стекались к святым местам.