Сражения Космического Десанта

Коннелли Майкл

— Таков путь воина, — промолвил он. — Пережить того, кто учит тебя. Мы получаем уроки и обращаем их в оружие против врагов человечества.

Неро фыркнул.

— Я сказал что-то смешное, апотекарий?

— Лицемерие всегда смешно. — Апотекарий снял шлем. И, сделав это, внезапно почувствовал тяжесть криозапечатанного геносемени в отделении на руке.

— Лицемерие? — спросил скорее удивленный, чем раздраженный Гримальд.

— Непохоже на тебя — успокаивать и утешать, реклюзиарх. Прости за то, что говорю так.

— Почему я должен прощать тебя за то, что ты говоришь правду?

— В

твоих устах все звучит так чисто и просто. Но ни один из нас не был откровенен с тобой с тех пор… как мы прибыли сюда.

Гримальд оторвал взгляд от темных небес и своими глазами — теми самыми, что командир богомашины назвала добрыми, — посмотрел на Неровара.

— Ты сказал «с тех пор, как мы пришли сюда». Я чувствую еще одну ложь.

— Очень хорошо. До того, как мы пришли сюда. С тех пор, как умер Мордред. Трудно быть рядом с тобой, реклюзиарх. Ты замкнут тогда, когда должен вдохновлять. Далек, когда должен пылать верой. Я верю, что ты не прав, читая мне лекцию о смерти Кадора, когда сам потерян для нас с момента смерти Мордреда. Под холодной поверхностью тлеет огонь, и мы и раньше предупреждали тебя обо всех этих переменах. Но, увы, без толку.

Гримальд усмехнулся.

— Я вижу мир его глазами, — сказал он, опустив взгляд на серебряный череп в руках. — И вижу ночь за ночью, что я — не он. Я не заслужил этой чести. Я не лидер и недостаточно искусен в обращении с людьми. Мне не следовало принимать мантию реклюзиарха, но я был уверен, что, когда начнется война, мои сомнения и терзания уйдут.

— Но они не ушли.

— Да, они не ушли. Я умру на этой планете. — Гримальд вновь посмотрел на апотекария. — Мой наставник погиб, и всего несколько дней спустя меня отправили на смерть в мир, у которого нет надежды пережить ужасную войну, подальше от братьев и ордена, которому я служил два века. Даже если мы победим, что даст эта победа? Будем властителями разрушенного мира. — Он покачал головой. — И это место, где мы умрем. Бессмысленная смерть.

— Она славная по-своему. Наши братья и люди этого мира всегда будут помнить нашу жертву. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

— О, я знаю. Не могу от этого сбежать. Но я не забочусь о славе. Слава зарабатывается на протяжении всей жизни, прожитой в служении Трону. Это не должно быть даром утешения или чем-то, что нужно желать. Я хочу, чтобы моя жизнь имела значение для моих братьев, и хочу, чтобы моя смерть послужила Империуму. Ты не скажешь мне последние слова Мордреда? Они написаны золотом на постаменте его статуи.

— Я помню их, реклюзиарх. «Мы судим об успехе нашей жизни по количеству уничтоженного нами зла». И суд над нами будет успешен, ибо мы убили множество тварей.

— Нет, наши смерти никого не вдохновят. Никому не принесут пользы. Ты помнишь Призрачных Волков? Когда мы увидели, как погиб последний из их ордена, я чувствовал, как у меня оборвалось сердце. Никогда прежде я не жаждал инопланетной крови так, как в тот момент. Их смерти имели значение. Каждый закованный в серебряную броню воин в тот день погиб в свете истинной славы. А в Хельсриче? Кто узнает о нашей храбрости в архивах разрушенного города?

Гримальд

закрыл глаза. И не открыл их, даже когда услышал, как подходит Неровар. Удар кулака в челюсть свалил его на землю, откуда он наконец взглянул на апотекария. Реклюзиарх улыбался, хотя, говоря по правде, он не ожидал удара.

— Как ты смеешь? — спросил Неро, стиснув зубы и все еще сжимая кулаки. — Как ты смеешь? Ты пятнаешь нашу славу и еще смеешь говорить мне, что смерть Кадора что-то значит? Она ничего не значит. Он умер так, как умрем все мы: забытые и не преданные земле. Ты мой реклюзиарх, Гримальд. Не лги мне. Если наша слава ничего не значит, смерть Кадора тоже не имеет значения, и у меня есть право скорбеть о нем, как ты скорбишь о всех нас.

Капеллан облизнул губы, чувствуя химический вкус окрасившей их крови. А затем молча поднялся на ноги. Неровар не отступил. Более того, он остался на месте и активировал отделение для хранения геносемени. Пластиковый пузырек выскользнул из полости, и Неровар швырнул его Гримальду.

У реклюзиарха едва не задрожали руки, когда он поймал сосуд. «НАКЛИДЕС», — гласила надпись. Геносемя брата, павшего много дней назад.

— Неро…

Неровар достал еще один сосуд и швырнул его реклюзиарху. На этот раз «ДАРГРАВИАН». Этот рыцарь погиб первым.

— Неровар…

Апотекарий достал третий сосуд. Этот он держал в кулаке, каким-то чудом умудряясь не раздавить. «КАДОР», — виднелось между пальцами.

— Ответь мне, — потребовал апотекарий. — То, что мы делаем здесь, не имеет смысла? Нам нечем гордиться?

Несколько мгновений Гримальд не отвечал. Он задумчиво окинул взглядом полуразрушенный храм.

— Город падет, брат. Саррен и другие командующие сегодня смирились с этим фактом. Пришло время выбрать, где мы умрем.

— Тогда пусть это будет место, где нас запомнят. — Неровар бережно вручил сосуд с замороженным геносеменем Кадора капеллану. — Там, где наши смерти будут иметь значение и дадут рождение легендам.

Гримальд посмотрел на три сосуда в руках.

— Я знаю такое место, — мягко промолвил он, опасный блеск появился в его глазах, когда он поднял взгляд на боевого брата. — Это далеко отсюда, но нет места более святого во всем мире. Там мы выкопаем себе могилы и сделаем так, чтобы Великий Враг всегда помнил имя Черных Храмовников.

— Скажи мне, почему ты избрал это место. Я должен знать.

Правда оказалась… удивительной. Но когда я говорю ее, у меня нет сомнений. Вот что мы должны сделать и вот как должны умереть. Наши жизни являются жертвой, от имплантации геносемени до его извлечения из тел.

— Мы умрем там, где наши смерти будут иметь значение. Где мы сможем сражаться с врагом до последнего вздоха и вдохновлять воинов этого города.

— Вот слова, достойные реклюзиарха, — произнес Неро.

— Я медленно учусь, — признаюсь я.

Брат улыбается.

— Мордред мертв, — тихо произнес Неро. — Но он доверял тебе как своему наследнику. Верил, что ты достоин.

Я ничего не отвечаю.

— Не умирай, пока не станешь таким, как он, Гримальд.