Сражения Космического Десанта

Коннелли Майкл

То немногое, что мне известно про Кхаттар, сводится к столкновению гордости и долга между Львами и их союзниками из Инквизиции. Множество таких конфликтов происходит ежегодно по всему огромному Империуму. Немало заканчивается кровопролитием. В случае со Львами сильнее всего раздражало то, что они предпочли действовать, сохраняя самообладание и разум, хотя имели полное право достать болтеры и закончить всё в грубой, но гораздо более действенной манере.

Львы — орден сказителей и певцов саг. Мы добрались до отдалённого промышленного квартала, когда солнце

уже садилось за осаждёнными стенами улья. Временный оружейный склад Львов находился в самом центре обесточенного литейного завода, который окружали танки. В грохоте работавших вхолостую двигателей я почти слышал, как среди пустых болтерных стеллажей и ящиков боеприпасами шепчутся призраки.

Мы согласились поговорить о Кхаттаре. Я уже узнал, как двоюродные братья понесли такие потери. Теперь я хотел узнать, что произошло раньше.

Пришли семеро Львов — выжившие из отделения Экене — остальные готовились к приближавшемуся последнему бою или патрулировали. Им помогал Кинерик, я решил, что ему может пригодиться опыт пребывания в другом ордене.

Даже в глубине контролируемого имперцами города в воздухе витало напряжение перед атакой. Во рту появился неприятный привкус.

Итак, я сидел возле костра из мусора вместе с Дубаку и его гордыми воинами. Языки пламени отбрасывали на доспехи пляшущие янтарные тени. Всё выглядело, словно они рассказывали истории на Элизиуме, хотя над походными кострами в саваннах раскинулось небо, а не арочный свод заброшенной мануфактуры.

— Вы первый, — произнёс Экене.

Я не понял, о чём и сказал.

— Вы первый, — повторил он. — Вы пришли к нашему очагу. Традиция гласит, что первая история ваша.

— Чужаки всегда рассказывают первыми, — добавил один из воинов. — Так они платят за еду и отдых в лагере племени.

— Мне нечего рассказать.

Львы усмехнулись.

— Каждому есть что рассказать, — заметил один из них.

— Расскажите нам о Хельсриче, — предложил Дубаку.

— Нет. — Слово прозвучало резко, как выстрел из болтера, и они напряглись от неожиданного ответа. Я не хотел говорить о Хельсриче. Полученные уроки всё ещё ранили мою душу.

Они отреагировали на отказ, бегло переглянувшись и согласно зашептав, но воин по имени Джаур-Кем — оно было выгравировано на его нагруднике — откашлялся с почти забавной человеческой вежливостью.

— Реклюзиарх, — обратился он. — Расскажите, за что вас удостоили ухмыляющегося шлема вестника смерти.

Я почувствовал странное волнение, спускавшееся по позвоночнику:

— Отчёты о событиях в скоплении Пелегерон есть во многих архивах.

Львы снова рассмеялись, но в этом не было ничего обидного. Они достаточно мудры и не станут оскорблять капеллана, даже если он не из их рядов. Когда два ордена пытаются дружески общаться, возникает множество неловких моментов из-за бесконечных отличий между космическими десантниками разного происхождения. Вот над ними они и смеялись.

— Официальные документы скучны и унылы, реклюзиарх, — одобрительно жестикулировал Экене. — Расскажите, что

вы видели. Вы окажете нам большую честь.

Я по очереди посмотрел на них. Прицельная сетка звенела и не фокусировалась, не считая Львов мишенями.

— Хорошо, — спокойно вздохнул я. — Есть древнее высказывание, что сентиментальность у человека в костях. Думаю, что во многих культурах с течением времени оно изменилось. Мой наставник, реклюзиарх Мордред презирал его, сказав, что его смысл противоречит заповедям Вечного крестового похода. Но мне всегда нравилась мрачная поэтичность. “Никогда не будет войны за окончание всех войн”.

Львы одобрительно зашептались. На своём родном мире они считали также.

— На четвёртой планете системы Пелегерон считали иначе. Восстание переросло в сепаратизм, а бунт в войну. Они назвали её “Последней войной”. “Войной за окончание всех войн”. Если они всей мощью выступят против Империума, тогда человечество оставит их в покое и позволит жить, погрязнув в ереси. Они действительно верили в это.

Странно чувствовать вернувшиеся жестокие воспоминания. Есть какое-то звериное удовольствие в поте и яростных криках.

— Представьте крепость, которую построил сумасшедший. Планету причудливого тектонического гнева, столица которой стоит на одном из немногих пригодных для жизни устойчивых континентов. Представьте посреди рек лавы редчайшие на этом мире скалы, где живут сотни тысяч шахтёров, хотя планета продолжает сопротивляться человеческим прикосновениям. Вот что такое Пелегерон-4, кузены. Вот каким он был. Наполовину сформировавшийся мир с магмой вместо крови и дымом вместо воздуха, планета, которая всё ещё корчилась в затянувшихся родовых муках.

Дубаку улыбнулся:

— Вы лучший рассказчик, чем сами считаете, вестник смерти Гримальд.

Мне понравилось. Это не так уж сильно отличалось от оглашения приговора или чтения литаний ненависти.

— Последняя крепость называлась Пик, как и кратер, на котором её построили. Мало в каких геологических архивах можно найти информацию о вулкане большем, чем гигант на Пелегероне-4. Он затмевал даже гору-кузню Олимп на Священном Марсе. Пик — нарыв на земной коре Пелегерона величиной с небольшой континент. Его заражённые корни тянулись к ядру планеты. В мирное время Империум долбил и бурил его всё глубже. С началом войны он превратился в цитадель вражеской секты. Нам предстояло атаковать их последний оплот раньше, чем они закроют его изнутри.

— Вы сказали, что враги называли кампанию Последней войной, — перебил один из Львов. — А как её называли ваши чёрные рыцари?

— Винкулский крестовый поход. Он закончился битвой огня и крови. Во многих архивах есть записи поединка между Винкулом и архиеретиком на крыше собора. — Я покачал головой. — Этого никогда не было. Но когда правда имела значение для имперских летописцев?

Послышалось несколько мрачных усмешек. Я едва обратил на них внимание. Мне снова стало жарко. Безумный жар последних часов внутри горы.