Среди овец и козлищ
Шрифт:
В доме после ухода хозяина сразу стало легче дышать. Казалось, стены с облегчением выдохнули, полы и потолки сладко потянулись и зевнули, и все почувствовали себя гораздо спокойнее и уютнее. В такие моменты она больше всего тосковала о Виски – о тех временах, когда они сидели рядышком и купались в тишине.
Она уселась в кресло Гарольда. Список дневных дел был выполнен, бумажка с их перечислением лежала в кармане фартука, все строчки зачеркнуты, все требования удовлетворены. Если бы Гарольд знал, непременно бы что-нибудь добавил. Женщине
Коробка лежала там же, где и обычно, в дальнем углу ящика комода, за папками с газетными вырезками, банковскими выписками и прочими важными документами. Все эти бумаги находились в ведении Гарольда. Допустить к ним такого безответственного человека, как Дороти, он просто не мог.
Она обнаружила ее совершенно случайно.
Произошло это после пожара. Дороти забеспокоилась о страховке, о том, что произойдет, если их дом номер шесть тоже вдруг сгорит дотла. Она даже по ночам спать перестала. Она не могла поговорить с Гарольдом, ведь это только взбесило бы его. В таком состоянии белки глаз мужа выкатывались и становились еще белее, он начинал орать, и поэтому она решила проверить страховой полис сама. Проявить инициативу, которая, как считал Гарольд, у нее отсутствовала вовсе.
Вот так она ее и обнаружила.
На протяжении многих лет она дожидалась, когда Гарольд уйдет из дома – а случалось это довольно часто, – и сразу доставала эту небольшую коробочку, вынимала из нее все, сидела тихо и продолжала волноваться.
Сегодня прямо с утра она тоже начала волноваться. Она проклинала Маргарет Кризи и нескончаемую жару. Вчера она наблюдала за тем, как вышагивает по улице Шейла Дейкин и тащит за собой двух маленьких девочек.
Она вышла на кухню и вывалила содержимое коробочки на стол. Все окна и двери были раскрыты настежь, но ни малейшего дуновения ветерка не наблюдалось. Казалось, будто все кругом застыло, даже погода, и весь мир пребывал в тревожном ожидании.
Дороти провела пальцами по картону, выискивая отметины от огня, следы гари, ответ на вопрос, не дававший ей покоя на протяжении последних нескольких лет. Она так глубоко ушла в свои мысли, что не услышала звука шагов, не заметила тени, мелькнувшей в дверях. Она вообще ничего не замечала, пока не услышала его голос.
– Ради бога, Дороти, что это ты делаешь?
Эрик Лэмб.
Он подошел к столу, уставился на него.
– Что, черт возьми, ты делаешь с камерой Уолтера Бишопа?
Дороти наполнила чайник водой и зажгла газ.
– Должно быть, Гарольд забрал ее сразу после пожара, – сказала она. – Когда вы решили посмотреть, что творится в доме номер одиннадцать.
Эрик запустил пальцы в волосы. В них потрескивало статическое электричество.
– Но мы ничего оттуда не брали, – возразил он.
– Тогда,
Эрик поднял глаза на Дороти.
– Мы ничего не брали, – повторил он.
– Может, просто вылетело из головы? Люди часто все путают, верно? Гарольд говорит, что я вечно все путаю.
– Да все я прекрасно помню. – Эрик уселся, сложил руки на коленях, глубоко вздохнул. – Запах дыма, почерневшие стены. То, что кухня осталась нетронутой, даже ходики тикали, и полотенце было сложено и лежало на сушильной доске. Я ничего не забыл.
Он взял камеру, стал вертеть ее в пальцах.
– Но зачем Гарольду понадобилось забирать это?
– Может, для сохранности? – предположила Дороти. – Чтоб жулики не утащили?
– Тогда почему он ее не вернул?
Они умолкли. Единственные звуки издавал чайник – булькал и плевался паром.
– Закипел, – сказал Эрик и кивком указал на плиту.
Дороти поднесла руку к горлу.
– Это ты его поставил? – спросила она.
– Нет, Дот, ты.
Эрик протянул руку, выключил газ. Потом взял один из конвертов.
– Там ничего интересного, – сказала Дороти. – Я уже все просмотрела. Голуби, облака. Черный дрозд сидит на бутылке с молоком.
– А он, смотрю, много снимал. – Эрик взял еще один конверт. – А в этом что?
Дороти посмотрела.
– Не помню. Может, снимок Брайана, когда тот высыпает окурки из пепельницы в мусорное ведро. Или Беатрис Мортон завязывает шнурки на ботинках. Ничего интересного.
– Видел его как-то раз, когда возвращался из «Легиона», – сказал Эрик. – Он бродил в темноте со своей камерой.
Дороти сидела совершенно неподвижно.
– Я знаю, – сказала она.
Эрик перебирал фотографии.
– Один Бог знает, что он там видел.
– Я знаю, – повторила Дороти.
Он замер и поднял на нее глаза. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
– Положи обратно, туда, где нашла, Дот.
– Мне просто нужны ответы. – Дороти достала из рукава кардигана бумажный платок. – Я должна знать, как все это здесь оказалось. Я не понимаю.
– Иногда при получении ответов возникает еще больше вопросов. Все это было давным-давно. Лучше не трогай эту тему. Оставь.
– Но Маргарет Кризи докопалась и заставила все вернуться, разве нет? Я клянусь, она что-то узнала, Эрик. Клянусь, она вызнала все наши секреты.
Дороти начала складывать салфетку в квадратик. Еще раз и еще раз, пока не получился такой маленький квадратик, что складывать его дальше не получалось.
Эрик Лэмб взял ее за руку.
– Прекрати, Дороти. Перестань мучиться и думать о том, чего уже никак не изменишь. Положи это все туда, где нашла. Убери с глаз долой.
– Я должна это сделать, да? – Она принялась разглаживать снимки и убирать их в конверты. – Просто очень хотелось бы знать, зачем Гарольд их украл.
– Да какая теперь разница, Дот? Разве это имеет значение?