Среди овец и козлищ

Кэннон Джоанна

И вот как раз в такой момент я услышала чьи-то шаги.

– Ну, ни за что бы не догадался, – сказал вновь прибывший. – Значит, вот где вы все.

Это был мистер Капур. Он подошел к дренажной трубе, нагнулся и начал всматриваться.

– Так, что же у нас здесь такое?

Мистер Форбс поднялся со стула и подошел к нему.

– Это Иисус, – громко сказал он и указал пальцем. – Из Библии.

Тилли подняла голову.

– Разве мистер Капур глухой? – спросила она.

Я нахмурилась.

– Да нет, не думаю.

Отец тоже встал и подошел к трубе, и все трое мужчин принялись ее разглядывать.

–

Сын Божий. – Отец улыбнулся и кивнул мистеру Капуру. – Понимаю, человеку другой веры понять это трудно. – И он продолжал улыбаться и кивать даже после того, как договорил эту фразу.

Мистер Капур еще немного нагнулся и прищурился. Потом обошел трубу и еще больше наклонился, а затем вдруг выпрямился, обернулся к отцу и сказал:

– Если честно, то, по мне, он больше смахивает на Брайана Клафа.

Мой отец сказал «Ха!», рассмеялся и хлопнул мистера Капура по спине.

Тут Капуру немного не повезло, потому как папа в простоте душевной не всегда умел рассчитывать свои силы.

Викарий прибыл в четыре, как раз во время раздачи макарон, блюдо с которыми мистер Форбс пустил по кругу, вместе с чаем и половинками пакетиков с солодовым молоком. Миссис Форбс поднялась со своего стула, чтобы викарию было лучше видно. И тот принялся расхаживать вокруг Иисуса, заложив руки за спину и время от времени покачиваясь. На нем были самые обычные брюки и самая обычная рубашка. Но даже от них немного попахивало свечным воском.

– А где же его мантия? – шепотом спросила Тилли.

Я пожала плечами.

– Не знаю. Наверное, он носит ее только перед Богом.

Кто-то кашлянул, послышалось шарканье по щебенке.

Миссис Форбс осмелела и спросила:

– Ну, и?..

Викарий насупился, выдохнул сквозь зубы.

– Не думаю, что до этого Иисус когда-либо посещал Западный Мидленд, – ответил он после паузы.

Мэй Рупер так и расцвела в улыбке, словно этот визит Христа был целиком и полностью ее заслугой.

– Но ведь вы видите Его, не так ли? – Шейла Дейкин шагнула вперед. Викарий снова со свистом выпустил воздух сквозь зубы.

– Дело в том… – начал было он, но тут же осекся. Умолк и по очереди оглядел каждого из нас.

Мистер Форбс все еще раздавал макароны. Эрик Лэмб снял резиновые сапоги и лежал на траве в закатанных до колен брюках. Шейла Дейкин подливала ему в стакан лимонаду. Мистер Капур и отец играли в канасту, а миссис Форбс улыбалась во весь рот. Вообще-то все улыбались.

Викарий все хмурился, но лицо его подобрело.

– Думаю, у нас тут произошло нечто из ряда вон выходящее, – заявил он.

Миссис Форбс зааплодировала.

А потом через несколько секунд вдруг перестала.

– Надеюсь, что к нам сюда не нагрянут паломники, – озабоченно произнесла она. – А то устроят настоящий кавардак.

Посещение Иисуса вскоре перестало быть для нас чем-то необычным.

Чаще всего первой являлась миссис Форбс, занимала стул прямо перед дренажной трубой, хотя как-то раз ее едва не опередила миссис Рупер, и дамочки устроили настоящую гонку по улице в домашних шлепанцах. Миссис Капур научила мою маму печь индийское печенье, а Шейла Дейкин стала чемпионкой по игре в канасту. Эрик Лэмб приносил всем

нам помидоры и сладкий горошек из своего сада, а Клайв из «Британского легиона» приходил с собакой и угощал всех свиными ребрышками. Кейти играл в футбол с Сахидом и явно добился успехов. Он уже не терял мяч так часто, потому как партнер всегда отбивал его. Возвратившись с работы, мой папа и мистер Капур усаживались рядышком на складные стулья, и мистер Капур много рассказывал ему об Индии. Причем не только о нищете и антисанитарии, но и о прекрасных храмах и садах, о стране, полной таких ярких красок, света и музыки, что все мы, даже мама, захотели как-нибудь непременно увидеть это своими глазами. Нет, разумеется, мы понимали, что никогда не поедем в Индию, впрочем, особого значения это не имело.

Тилли говорила, что все так счастливы из-за погоды. Говорила, что все дело в солнце, это оно согревает своим теплом лица людей, а легкий ветерок шепчет в листьях ольхи. Она говорила, что запах лета заставляет людей улыбаться, поскольку солнце выталкивает из земли цветы и травы, помогает Эрику Лэмбу собирать полные корзины помидоров. Лично я так не считала. Думала, дело тут в чем-то другом. Мне хотелось бы думать, что Уолтер Бишоп был прав: все это происходит потому, что каждый нашел нечто, во что можно верить. Время от времени я наблюдала за людьми – в тот момент, когда они думали, что никто на них не смотрит, – каждый поглядывал на дренажную трубу и начинал улыбаться. Так, словно он договорился о чем-то с Иисусом, словно все вдруг стали смотреть на мир под другим углом.

Оглядываясь назад, я никак не могла припомнить, в какой именно момент все вдруг изменилось. Это трудно передать словами, но внезапно вдруг улавливаешь нечто такое в воздухе. Ну, как приближение дождя.

Дренажная труба

2 августа 1976 года

– Уже шесть недель прошло, – сказала Шейла Дейкин.

Миссис Форбс оторвалась от сборника с кроссвордами.

– Со времени чего? – спросила она.

– С того времени, как исчезла Маргарет Кризи.

Мы с Тилли лежали на траве под ольхой. Я толкнула подружку локтем в бок.

Миссис Форбс не ответила. Снова занялась кроссвордами. Думаю, то было не самое подходящее занятие, решать все эти словесные задачки, особенно для человека, который и без того всегда чем-то озабочен.

– Я смотрю, тебя мучает все тот же вопрос, верно? – спросила миссис Дейкин.

– Какой еще вопрос? – удивилась миссис Форбс.

– Ну, думаешь, вернется она когда-нибудь или нет.

– Ну, конечно, нет! – Гарольд Форбс поднялся со стула и принялся расхаживать перед дренажной трубой. – Лежит где-то на дне канала. Ясно как божий день.

Миссис Дейкин покосилась на меня и Тилли.

Мы это предвидели и притворились спящими.

– Тогда почему они не прочесали дно драгой, Гарольд? – Шейла сняла солнечные очки и, щурясь, смотрела на него. – И еще я думаю, сюда уже давно следовало прислать водолазов.

– Все упирается только в одно. – Мистер Форбс потер пальцы, жест этот означал деньги. – Не хотят тратить бабки, вот и все.

– А ведь он прав, – заметила Мэй Рупер. – Сегодня у всех на уме только деньги, ничего больше.