Среди овец и козлищ
Шрифт:
Мама подняла со стола кружку лишь затем, чтоб с грохотом водворить ее обратно.
– Я видела твое лицо, когда Джон Кризи признался, что сам оставил эти туфли у канала. На нем читалось такое облегчение, Дерек. Облегчение и счастье.
Впервые в жизни я обрадовалась тому, что Тилли сейчас со мной нет, что на ступеньках только я с Ремингтоном. Наш пес терпеть не мог, когда мои родители ссорились. Не любил этого даже больше, чем я. Он сидел, обернув хвост вокруг моих ступней, и смотрел на меня смущенными
– И не надо говорить мне, что ты не испытал облегчения. Оно было написано у тебя на физиономии крупными буквами, – говорила меж тем мама.
– Ну, само собой, а ты как думала? Разве каждый нормальный человек не испытал бы облегчения, узнав, что один из его соседей вовсе не лежит сейчас на дне канала?
– Особенно если ты был последним, кто видел ее в живых.
Отец тихо кашлянул.
– Да, видел. И что с того?
– Так, значит, ты это признаешь? Признаешь, что она была вместе с тобой в офисе, когда ты якобы находился на заседании круглого стола в «Британском легионе»?
Отец молчал несколько секунд. А потом заговорил, и голос у него был просто измученный:
– Да, Сильвия. Признаю.
– Наконец-то, – пробормотала мама. Сняла руки с бедер, взмахнула ими. А голос у нее был как у человека, который только что выиграл состязание, в котором вообще не собирался участвовать.
– Это не то, что ты думаешь, – сказал отец.
– О, нет, Дерек, конечно, совсем не то! – Мама принялась ходить вокруг кухонного стола, пропадая из вида время от времени и разрезая руками воздух, точно пловец. – Никогда и совсем не то, что думают люди!
– Я серьезно, Сильвия. Не то.
Отец ухватил маму за руку, когда та проходила мимо, она остановилась.
– Сядь, пожалуйста. Раз уж я собрался рассказать тебе все, ты должна сесть.
Мама села.
– Она мне помогала, – начал отец. – Маргарет Кризи делала мне большое одолжение.
– Помогала? Но чем, черт возьми, она могла тебе помочь?
Отец откинулся на спинку стула. Я слышала, как ножки стула заскрипели по линолеуму. Затем он выложил руки на стол.
– Еще до того, как вышла замуж за Джона, она занималась бухгалтерскими расчетами.
Отец выдержал паузу, мама тоже молчала.
– Она помогала мне с гроссбухами и отчетами, Сильвия. Помогала разобраться с финансовой отчетностью.
– Разобраться с финансами? Что-то я никак не пойму…
Я слышала, как отец глубоко вздохнул.
– Мы разорены, Сильвия. Мы в полной заднице. Я пытаюсь выплачивать сотрудникам зарплату, уж не говоря об арендной плате за офис. – Он снова вздохнул. – Ничего не получается. Мы идем на дно.
Они долго молчали. Должно быть, я сделала какое-то неосторожное движение, потому что Ремингтон нервно застучал хвостом об пол у моих ног.
– Но почему ты раньше молчал? –
– Пытался как-то оградить тебя. Тебя и Грейс.
Показалось, что я слышу рыдания отца, но мой отец никогда не плакал, так что я, должно быть, просто ослышалась.
– Что же мне делать, Сильвия? Ведь я бизнесмен. Всегда был успешным бизнесменом. Как теперь смотреть людям в глаза?
– Мы пробьемся, Дерек. Мы всегда вместе справлялись.
– Да, но какой позор, – пробормотал отец. – Я этого не вынесу! Не вынесу, когда люди узнают, что я не тот, за кого себя выдавал.
Я почувствовала, как Ремингтон тычется мордой мне в колени. Он хотел, чтобы я почесала его за ушком. И я чисто автоматически принялась ласкать пса.
– Все хорошо, Ремингтон, не волнуйся, – тихо сказала я. – Ничего не изменится. Все останется по-прежнему, как было всегда.
Некоторые собаки устроены именно так. Тоже нуждаются в утешении.
Дом номер три, Рябиновый участок
3 августа 1976 года
– А почему она не придет?
Миссис Мортон затворяла заднюю дверь.
Запах духов матери Тилли все еще висел в воздухе. Запах сырой земли.
– Ее мама считает, что девочке лучше сегодня передохнуть. Выглядит немного изможденной.
– Изможденной?
– Но ты же знаешь, Грейс, Тилли хрупкий ребенок. Слабенький.
Я вспомнила о том, как Тилли открывала жестянки с мармеладом, когда у меня не получалось, как помогала моей маме тащить тяжелые сумки с продуктами, когда та выбивалась из сил.
– Да ничего она не слабенькая, – возразила я.
Миссис Мортон нахмурилась и вытерла руки кухонным полотенцем.
– Очень любезно со стороны ее мамы, что она нас предупредила, – заметила она. – Выглядела она встревоженной.
Мать Тилли всегда выглядела встревоженной. Я уже научилась не обращать на это внимания, потому что тревожилась она постоянно и по любому поводу. Тревога так и тянулась за ней, словно шлейф старинного платья.
– Мама Тилли всегда выглядит встревоженной, – сказала я. – У нее это очень хорошо получается.
Миссис Мортон уселась за кухонный стол напротив меня.
– Так бывает, когда ты неравнодушен к кому-то. – Она разгладила клеенчатую скатерть. – И когда ты волнуешься за этого человека.
Я двинула локтем, и на скатерти образовалась морщинка.
– Как я волновалась, что Ремингтон заболеет прошлым летом?
– Ну, наверное. Хотя я не стала бы сравнивать Тилли с лабрадором. Не слишком подходящее сравнение.
– Не беспокойтесь, очень даже подходящее, – заметила я.
И заглянула миссис Мортон в глаза. Она тоже явно была встревожена.