Среди овец и козлищ

Кэннон Джоанна

Эрик Лэмб кивнул, и все мы ждали.

– Вы слышали, что говорила миссис Рупер, ну, насчет того, почему распяли Христа?

Мы провожали глазами Уолтера Бишопа, шагавшего по тротуару навстречу солнцу.

– Ну, не из-за раскладных же стульев его распяли, Тилли, – сказала я.

– Знаю. – Она снова глубоко вдохнула. – Нет, правда, за что именно Его распяли, мистер Лэмб? – воскликнула она. – Зачем понадобилось убивать Его?

– Сложный вопрос, – сказал Эрик Лэмб. – Все потому, что у него были другие верования, другие взгляды на жизнь. В те дни люди жестоко

расправлялись с теми, кто думал не так, как остальные.

Я слышала, как хрустел гравий под ногами удаляющегося от нас Уолтера Бишопа.

– Он был аутсайдером, Тилли. – Эрик Лэмб окинул взглядом нас обеих. – Чужаком. Поэтому Его и распяли.

– Получается, – заметила Тилли, – что в этом случае Иисус тоже был козлищем, так, что ли?

– Ну, да, наверное, – ответил Эрик Лэмб.

– Вообще-то, вероятнее всего, Он был самым большим козлищем среди них всех.

Мы взглянули в сторону дороги и увидели, как Уолтер Бишоп исчезает в доме под номером одиннадцать.

– Возможно, ты права, – сказал Эрик Лэмб. – Возможно, Он действительно был таковым в их глазах.

Вскоре волнение, вызванное появлением Уолтера Бишопа и всеми этими спорами, улеглось. Тилли с особым усердием принялась разглаживать платье, миссис Мортон разбирала ее резинки для волос. Эрика Лэмба убедили снова снять резиновые сапоги, а миссис Форбс все-таки выторговала себе место на ближайшем к трубе стуле, хотя через каждые полчаса миссис Рупер поднималась со своего места и расхаживала прямо перед Христом, закрывая всем вид.

Я как раз собиралась немного вздремнуть, но тут вдруг на тропинке показалась Лайза. Она шла, разбрасывая щебенку модными босоножками.

– Наконец-то и ты решила посмотреть на Иисуса, – сказала миссис Дейкин. – Что, любопытство одолело?

Лайза кружила возле матери, как оса.

– Я не на Иисуса пришла смотреть, – заявила она и покосилась на дренажную трубу. – Пришла сказать, что у нас кончилось молоко.

Миссис Дейкин принялась искать кошелек. Вообще-то он валялся на траве, прямо у ее ног, просто она его не видела, так что пришлось мне поднять и передать ей.

– По крайней мере, могла бы подойти и посмотреть, Лайза, раз уж ты здесь.

Я смотрела, как Лайза Дейкин лениво ступает по траве. Вот она встала прямо перед дренажной трубой, уперев руки в бедра, прищелкивая языком и отпихивая кусочки щебенки босоножками.

– Хоть убейте, не понимаю, – протянула она. – С чего это вдруг вас так заинтересовало какое-то пятно на стене гаража?

Тилли покосилась на меня и принялась выводить узор на траве кончиком пальца.

Я притворилась, что этого не заметила.

Лайза лягнула еще несколько кусочков щебенки.

– И с чего это вдруг все так всполошились?

Я поднялась и подошла к трубе.

– Надо отойти на пару шагов и прищуриться, – посоветовала я. – тогда сразу Его и увидишь.

– Да не хочу я Его видеть! – Она выговорила эти слова так, точно они принадлежали не ей, а кому-то еще. – Тут всего лишь чертово креозотное пятно, Грейс. Дурацкая шутка.

– Что ж, – заметила я, –

может, это всего лишь пятно от креозота. – Слова выходили изо рта с запинкой, словно до конца не верили в то, что это я могла произнести их.

– Так, значит, здесь у нас висит Иисус?

Голос был громкий, незнакомый. Человек растягивал гласные, точно хотел выдать себя за американца, но получалось у него не самым лучшим образом.

Все мы обернулись и увидели маленького мужчину. Костюм был ему велик и болтался складками, как на вешалке, на подрубочных швах пыльные пятна – даже стежков не видно. Вокруг шеи толстый ремешок, а на нем огромная камера. Вес ее оттягивал голову вниз и вперед, отчего вид у него был нелепый и беспокойный.

– Энди Килнер, местная газета. – Он протараторил эти слова слитно, можно было подумать, что место работы является частью его имени. Кивнул всем и в то же время – никому в отдельности, а потом улыбнулся мне и Лайзе: – А вы, должно быть, те две девочки, которые Его нашли. Замечательно. Просто прекрасно! Стойте там, где стоите, я вас щелкну несколько раз, если не возражаете, конечно. О’кей?.. Фантастика, супер, блеск, красота!

Я заметила, что Тилли перестала рисовать узоры на траве, подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Миссис Мортон выдвинулась вперед и вроде бы хотела что-то сказать, но затем нахмурилась и молча и неодобрительно взглянула на меня.

Когда я снова нашла глазами Тилли, она была бледна и выглядела очень одинокой. И хотя находились мы лишь в нескольких футах друг от друга, почему-то показалось, что она страшно далеко.

Я пыталась притянуть ее к себе, удержать рядом, но она целиком растворилась в улыбке Лайзы Дейкин.

Мы с Лайзой принимали разные позы перед Иисусом, следуя указаниям Энди Килнера, под бесконечные его причитания: «Фантастика, супер, блеск, красота!»

Все это время Тилли не сводила с нас глаз, сидя на траве.

– Вот это, я понимаю, находка, да? – спрашивал Энди Килнер.

– Да! – Лайза Дейкин сверкала наманикюренными ногтями, то и дело прижимая к губам тюбик с гигиенической помадой. – Вот это находка!

Улыбка Лайзы то вспыхивала, то гасла под щелканье фотоаппарата. Потом она положила руку на бедро, свела коленки вместе и получила очередную порцию: «Фантастика, супер, блеск, красота!»

А я все продолжала смотреть на Тилли на траве.

Позже я видела эти снимки лишь один раз. Мама постоянно делала памятные вырезки из местной газеты – верхняя часть моей головы плыла среди карнавальных костюмов, половинка лица мелькнула на юбилейной вечеринке год спустя. Она даже вырезала снимок, на котором полиция остановила отца за превышение скорости. Но ни одной моей фотографии на фоне дренажной трубы не сохранилось. Я увидела эти снимки в витрине офиса местной газеты несколько недель спустя. Лайза Дейкин сверкала улыбкой, Иисус на заднем плане между нами выглядел разочарованным, а я смотрела куда-то вдаль, видно, искала глазами Тилли. И теряла ее.