Среди овец и козлищ
Шрифт:
Газета цитировала высказывания Эрика Лэмба и миссис Форбс, безбожно переврав их имена и фамилии. И еще: «Вот это находка, – сказала Лайза Дейкин, обнаружившая Иисуса вместе со своей подругой Грейс Беннет». А заголовок гласил: «Второе водопроводное пришествие».
Ко времени, когда Энди Килнер закончил съемку, Тилли куда-то исчезла. Я высматривала подругу в толпе, но не находила и тогда с надеждой взглянула на миссис Мортон.
Та тоже окинула меня взглядом, но чего-то привычного в нем недоставало.
Дом номер десять, Авеню
6
Гарольд и Клайв стояли в дальнем конце улицы.
Эрик Лэмб заметил их краешком глаза, но ошибся, подумав, что они не увидели его. Очень уж ему не хотелось подходить и разговаривать с ними.
– Эрик! Ты тот, кто нам нужен!
Этот Гарольд вечно осложнял ему жизнь.
– Ну и дела, с ума сойти, правда? – Гарольд кивком указал в сторону муниципальных гаражей.
Эрик не знал, кого или что тот имеет в виду: Иисуса, Уолтера Бишопа или целое представление, которое разыграла со складным стулом Дороти, а потому отделался улыбкой, как бы допуская все три варианта.
– Непонятно, что с этим теперь делать, верно, Клайв? – заметил Гарольд.
Клайв не ответил, издал лишь звук, который мог бы сойти за нет, а может, просто начал откашливаться.
– Эта новая семейка вроде бы ничего? – спросил Гарольд.
Эрик согласился, что вроде бы очень даже ничего.
– И сад у них вроде бы тоже неплох, с учетом… э-э… обстоятельств.
Эрик подтвердил, что так и есть, а затем добавил, что уже пришла пора пить чай, если Гарольд и Клайв не против, он, пожалуй,…
– Тут вот в чем проблема. – Гарольд подошел поближе и слегка понизил голос. – Дороти и все эти ее комментарии о снимках. Что именно она имела в виду?
Гарольд и Клайв смотрели прямо в глаза Эрику. И он решил, что солгать им, пусть даже по мелочи, просто невозможно.
– Думаю, лучше спросить Дороти, а не меня, – ответил он. – Потому как не моего ума это дело.
И Эрик хотел было уйти, но взгляд Гарольда словно сковал его. Несмотря на сгорбленную спину, несмотря на поседевшие волосы, по-стариковски свисающие с морщинистого лба, Гарольд обладал упрямством и неистовостью подростка.
– Ведь это она нашла камеру, верно? – настаивал Гарольд.
Эрик не ответил. В самом вопросе уже крылся ответ.
– Господи Иисусе, – вымолвил Клайв и прислонился к стене.
Гарольд вскинул руку:
– Не стоит паниковать, Клайв. Мы ничего плохого не сделали.
Эрик приподнял бровь.
– Да, не сделали, Эрик. Это услуги населению. И мы имели полное право их принять. – Гарольд покосился на Клайва. – К тому же одному Богу ведомо, что было у него на той пленке.
– Может, черный дрозд на бутылке молока? – Эрик понял, что против собственной воли значительно повысил голос, но сдержаться не смог. – Или Беатрис Мортон, которая завязывает шнурки на ботинках?
– А Дороти не думает, что мы имеем какое-то отношение к пожару? – спросил Клайв. – Мы ведь забрали камеру за несколько часов до того, как он начался.
– Не знаю, что она там думает, но она вовсе не такая уж тупая, какой ты ее считаешь, Гарольд.
– Может, она решила, что мы отобрали камеру у мародеров, – сказал Гарольд.
– У мародеров? – Эрик провел рукой по волосам. – Ты хотел сказать, у людей, которые вламываются в пустующие дома и забирают чужую собственность?
Клайв принялся
– Ты должен понять. – Гарольд отвернулся, перестал наблюдать за Клайвом. – Мы понятия не имели, что там творится. Просто хотели посмотреть, кое в чем убедиться, а Бишоп был в отпуске. Прекрасная возможность. Почему бы не воспользоваться?
– Нельзя вот так, запросто, брать чужие вещи лишь потому, что выдался удобный случай, Гарольд.
– Все равно ее уничтожил бы огонь, – сказал Гарольд. – Если б мы знали заранее, то и не подумали бы туда соваться. Оставили бы все как есть.
Эрик промолчал.
– Мы не могли рисковать, Эрик. – Гарольд вдруг словно внезапно состарился и казался очень усталым. – Если бы люди тогда узнали, – пробормотал он. – Если б люди узнали… – голос его понизился до шепота, – я бы такого позора не перенес.
Эрик затворил за собой дверь, запер на задвижку. Подошел к кухонному окну и задернул занавески – так плотно, чтобы в комнату не смог пробиться ни единый лучик солнечного света.
Если б он питал пристрастие к выпивке, то наверняка напился бы. Но он лишь уставился на кресло Элси, такое гладкое и пустое, и попытался представить, что бы она сказала, если б была здесь.
Кресло молчало.
Порой кажется странным, как часто прошлое без спроса врывается в настоящее – словно незваный гость, опасный и нежеланный. А вот когда ты специально приглашал прошлое войти в настоящее, оно словно таяло, превращалось в ничто, заставляя усомниться: да было ли такое на самом деле?
Все это началось в прошлом. Началось с того, что Уолтер Бишоп похитил ребенка, и все, что происходило дальше, раскручивалось именно с этого момента. Даже сейчас память о нем бродила по всей улице. И, как бы ни старались люди не упоминать об этом, сколькими другими воспоминаниями ни пытались вытеснить это, самое главное, оно отказывалось уходить. Упрямо заползло в настоящее; затеняло и расцвечивало новыми красками все, что происходило после, – до тех пор, пока настоящее настолько не смешивалось с прошлым, что невозможно было понять, где кончается одно и начинается другое.
Эрик откинулся на спинку кресла и принялся грызть ногти. Прежде он грыз ногти только ребенком. Возможно, прошлое уже ушло в небытие, подумал он. А может, и наоборот. Все абсолютно не сомневались в том, что тогда случилось, но, быть может, настоящее уже успело заползти в наши воспоминания, взбудоражить и перевернуть их, и если так, то прошлое не будет казаться столь определенным, как хотелось бы думать.
7 ноября 1967 года
Чтобы добраться до больницы автобусом, надо сделать две пересадки. Каждый из этих отрезков пути недолог, нет времени хоть немного расслабиться. Дорога коротка и извилиста, на ней полно светофоров, объездов и острых углов. Эрик Лэмб сидит с маленькой сумкой на коленях, автобус раскачивается, он сам раскачивается, стараясь не задеть сидящих или стоящих рядом людей и не соскользнуть с сиденья в проход или же наступить кому-то на ногу. Ко времени, когда автобус подъезжает к больнице, он уже весь вымотан от этих усилий, от всех этих стараний никому не причинить беспокойства.