Среди погибших не значатся. Подступы к «Неприступному». Made in.

Томан Николай Владимирович

– Немецкое радио слишком уж хвастливо, – усмехается Бурсов. – Оно ведь в свое время и о взятии Москвы сообщало.

– Да, было такое, – подтверждает Нефедов. – Но на этот раз сообщило не немецкое, а английское радио. Капитан Фогт – осторожная бестия. Он знает истинную цену немецким сообщениям по радио и потому корректирует их английскими передачами. А переводит ему майор Горностаев, хорошо знающий английский язык.

Послышался тяжелый храп нескольких офицеров. Они устали за день, да и разговор этот не очень, видимо, их заинтересовал. Умолкает и майор Нефедов. А когда Бурсов решил

уже, что и он заснул, вдруг снова раздался голос, теперь приглушенный до шепота:

– Я не сомневаюсь, товарищ подполковник, что сражение под Курском кончится нашей победой. После Сталинграда у меня уже нет сомнений на этот счет. Гнетет другое – а мы–то как же? Чем вину свою перед Родиной искупим? Вольная вина или невольная – это ведь сейчас не самое главное… Скорее всего, мы просто не доживем до того часа, когда земля наша станет свободной. А мертвые, как говорится, сраму не имут…

Майор Нефедов тяжело вздыхает и долго ворочается на нарах. Потом спрашивает:

– Вы, наверно, спать хотите, товарищ подполковник, а я вам голову морочу всем этим…

– Какой там сон!.. А у меня, вы думаете, сердце кровью не обливается при одной мысли, что мы можем не вырваться отсюда до конца войны?

– Вы, значит, надеетесь, что вырваться удастся?

– А вы разве потеряли такую надежду?

Снова слышится тяжелый вздох Нефедова. Вздыхает и еще кто–то, но Бурсов не может разглядеть в темноте кто.

– Предпочитаете не отвечать на такой вопрос? – снова спрашивает подполковник Бурсов.

– Да, воздержусь пока, – еле слышно отзывается Нефедов. – Поговорим об этом как–нибудь в другой раз. Спокойной ночи, товарищ подполковник.

– Приятных сновидений, товарищ Нефедов.

ДОКТОР ШТРЕЙТ

На следующее утро лейтенант Азаров зашел в блок старших офицеров сразу же после подъема и обратился к Бурсову:

– Товарищ подполковник, вам и майору Огинскому после завтрака нужно явиться к капитану Фогту. Будьте готовы. Я зайду за вами минут через пятнадцать.

За завтраком Бурсов подсаживается поближе к Нефедову, спрашивает его:

– Почему это лейтенант Азаров в таком фаворе у Фогта? Он что…

– Нет, нет, не думайте о нем ничего плохого! – торопливо перебивает подполковника Нефедов. – Азаров замечательный парень. Он давно бы сбежал отсюда, но одному это просто невозможно. А может быть, и не хочет один. А остальные… – И он сокрушенно машет рукой.

Помолчав немного, продолжает:

– Ну, а Фогту он понравился потому, что капитан, видно, фаталист. Не понимаете? Сейчас поясню. Был тут у нас такой случай. Установили мы противопехотное минное поле для тренировки немецких саперов и послали Азарова доложить об этом тогдашнему помощнику Фогта, фельдфебелю Ханке. А был этот Ханке таким мерзавцем, которого даже сам Фогт побаивался. Нас же всякий раз нервная дрожь пробирала, как только он останавливал на ком–нибудь свой неподвижный взгляд. Один только Азаров его не боялся.

– Зато фельдфебель прямо–таки лютой ненавистью ненавидел Азарова, – заметил сидящий рядом с Нефедовым очень худой, высокий, похожий на Дон–Кихота майор Коростылев.

– Это верно, ненавидел он Азарова действительно

люто, – подтвердил Нефедов. – А в тот день был особенно не в духе – повздорил из–за чего–то с капитаном Фогтом. Ну, а когда предстал перед ним Азаров с докладом, он, ни слова не говоря, – бац его по физиономии. Но и лейтенант наш не смолчал. Развернулся да как влепит ему в свою очередь по роже. И бежать, да прямо через то самое поле, которое мы только что установили. Перемахнул его все и не подорвался. Нам это просто чудом показалось. А фельдфебель уже выхватил свой парабеллум и прицелился в Азарова. Но тут Фогт подоспел. «В чем дело?» – спрашивает. Фельдфебель ему сочиняет, будто усомнился он в качестве установки нашего минного поля и велел Азарову перебежать через него. «И вот, говорит, действительно так оно, значит, и есть – не подорвался ведь лейтенант. Потому и хотел его пристрелить».

– А мы сидим ни живы ни мертвы, – добавляет Коростылев. – Понимаем, что добром это не кончится.

– Кончилось же все это самым неожиданным образом, – продолжает Нефедов. – Фогт, выслушав фельдфебеля, крикнул Азарову: «А ну, быстро назад!» И Азаров снова бегом через все минное поле, и опять остался невредимым. «Сами теперь видите, господин капитан, как она нас надувают», – ухмыльнулся Ханке. «А я не верю, чтобы они могли меня надуть, – самоуверенно заявил Фогт. – Никто из них не посмеет сделать этого. А если вы так уж уверены, что никакого минного поля ими не установлено, то шагом марш через него! И если не подорветесь, собственноручно этого лейтенанта расстреляю».

– Это он все по–немецки, – поясняет Коростылев, – но мы хорошо его понимали и ждали затаив дыхание, что же дальше будет?

– А разъяренный фельдфебель Ханке, будучи совершенно уверенным, что Азаров их дурачит, смело шагнул на минное поле и сразу же подорвался, да так основательно, что в тот же день и умер, не только к нашей радости, но и к явному удовольствию капитана Фогта. Кажется, этот Ханке доносил на своего начальника в гестапо. С тех пор и стал лейтенант Азаров «фаворитом» Фогта.

– А как же все–таки сам Азаров не подорвался? – спрашивает Бурсов.

– Не любит он на эту тему распространяться, но тут либо действительно фатальный случай, либо он знал все–таки, где именно мины стояли. Минер ведь он отличный, и глаз у него молодой, приметливый. А в общем–то, конечно, все это на чудо похоже. Суеверный Фогт и воспринял, видимо, все это как настоящее чудо.

Когда после завтрака лейтенант Азаров появился в блоке старших офицеров, Бурсов посмотрел на него с невольным уважением.

Несколько минут спустя лейтенант ведет Бурсова о Огинским через проходную арку к небольшому домику под черепичной крышей, в котором находится канцелярия капитана Фогта. Часовой, хорошо знающий Азарова, беспрепятственно пропускает их.

– О, добрый утро! – весело приветствует их капитан Фогт. – Познакомьтесь с наш специалист по взрывчатка господином Штрейтом.

Из–за стола встает очень тощий немец с морщинистой шеей и большим кадыком. Небрежно представляется:

– Гюнтер Штрейт, доктор технических наук. Как мы будем с вами изъясняться? Я ведь не владею русским языком, – беспомощно разводит он руками.