Срочно нужен гробовщик (Сборник)
Шрифт:
Над камином висел неплохой, писанный маслом в викторианской манере портрет джентльмена в изысканном жилете и высоком воротничке, скрывающем подбородок.
Оглядевшись, Кампьен почему-то подумал, что слово «банкрот» обозначалось когда-то на бумаге, как непристойное слово, только первой и последней буквами.
В этом интерьере мистер Генри Джеймс выглядел очень современно, но вид у него был почему-то смущенный. Стоя за столом, он с некоторым подозрением смотрел на вошедших. Сам он поражал подчеркнутой аккуратностью. Редеющие русые волосы, тщательно приглаженные щеткой,
— Право же, мое положение весьма затруднительно. Мне никогда не приходилось сталкиваться ни с чем подобным. — Голос был таким же аккуратным, как и его владелец: гласные звучали чисто и ясно, а согласные как будто были отлиты в формы. — Я уже сказал вам, инспектор, что банк (он произнес это слово так, словно оно пишется с большой буквы, вроде слова «Бог») не может давать никаких сведений о вкладах и вкладчиках, кроме как по требованию суда. Но я искренне надеюсь, что до этого дело не дойдет.
В этом кабинете Чарли Люк как никогда походил на гангстера. Ухмылка на его лице была широкой, дальше некуда. Он смотрел на своего спутника так, как смотрит воспитанная собака, хозяин которой предложил первый вкусный кусочек гостье.
Сухощавый человек в роговых очках с интересом рассматривал свою «добычу».
— Это неофициальный визит, — сказал он, — почти.
— Извините, что вы сказали?
— Прошу прощения. Я только хотел сказать, не могли бы вы хоть на какое-то время забыть о банке?
На круглом лице хозяина кабинета, стоявшего за столом, мелькнула едва заметная усмешка.
— Нет, этого я не могу обещать.
Оба собеседника, возможно по чистой случайности, повернули головы и воззрились на висевший над камином портрет.
— Основатель? — спросил Кампьен.
— Внук основателя, мистер Джефферсон Клоф в возрасте тридцати семи лет.
— Еще жив?
— Нет. Портрет писан в 1863 году.
— Заметная фирма, а?
— Я бы этого не сказал. — В голосе послышалось легкое порицание. — Должен заметить, самые лучшие банки как раз отличаются отсутствием этого свойства.
Кампьен улыбнулся своей располагающей улыбкой.
— Вы ведь близко знакомы с семейством Палинодов?
Мистер Джеймс потер ладонью лоб.
— Черт возьми, — неожиданно сказал он. — Да, я знаю их с детства. Они ведь старые клиенты банка.
— Тогда давайте говорить как частные лица, не касаясь денег. Хорошо?
Лицо Генри Джеймса стало вместе и грустным и откровенно заинтригованным.
— Выбора у нас нет. А что вас, собственно, интересует?
Инспектор вздохнул и придвинул стул.
— А что может интересовать следствие? — сказал он. — Мисс Руфь Палинод была убита…
— Это официальная версия?
— Да, только, пожалуйста, не сообщайте прессе, пока не возобновится и не закончится дознание. Мы ведь из полиции, как вы догадываетесь.
В круглых, чуть встревоженных глазах появилась готовность вести разговор.
— Вы, конечно, хотите знать, давно ли я с ней знаком и когда видел в последний раз? Так вот, я
— По делу?
— Да.
— У нее был счет в вашем банке?
— В то время не было.
— Значит, счет был незадолго до того закрыт?
— Я не буду отвечать на ваш вопрос. — Он покраснел от возмущения. — Я же сказал вам, что не имею права говорить о денежных делах моих клиентов.
— Гонг! — проговорил Кампьен, сидевший в зеленом кожаном кресле. — Давайте вернемся к тем временам, когда вы были мальчиком. Где вы тогда жили?
— Здесь.
— В этом доме?
— Да. Пожалуй, надо было бы кое-что вам пояснить. Над этим кабинетом и конторскими помещениями находятся жилые комнаты. Мой отец был управляющим этого отделения банка. А я работал в главной конторе банка в Сити. После смерти отца я вернулся сюда и занял его место. Нас нельзя назвать крупным банком, мы обслуживаем частных клиентов. Многие пользуются нашими услугами на протяжении нескольких поколений.
— У банка много других отделений?
— Только пять. Главная контора — в Баттермаркете.
— Я полагаю, вы помните семейство Палинодов в лучшие для них времена?
— О да! — воскликнул он с таким жаром, что оба посетителя в удивлении вскинули на него глаза. Можно было подумать, трагедия в их семье касалась его лично. — В конюшнях тогда стояли прекрасные лошади. В доме было полно слуг. Торговцы на нашей улице процветали. Палиноды устраивали приемы, званые обеды, на столах — серебро, хрусталь… ну и все прочее, — он горестно махнул рукой, не находя слов.
— Канделябры? — с готовностью подсказал Люк.
— Вот именно, — благодарно подхватил он. — Профессор Палинод и отец были, можно сказать, друзьями. Я его очень хорошо помню — борода, цилиндр, брови — да-да, густые брови. Он любил сидеть в этом зеленом кресле, отнимая у отца массу времени, и это никого не волновало. Вся жизнь округи была сосредоточена вокруг Палинодов. Я, наверно, говорю сбивчиво, не так, как хотелось бы, но мне трудно найти верные слова. Прекрасное было время, и люди они были прекрасные! В церковь надевали меха, а какие бриллианты сверкали на миссис Палинод! Посмотрели бы вы на нее, когда она сидела в театральной ложе. А рождественские елки для таких счастливчиков, как я! Увидев по возвращении, что с этим семейством сталось, я просто не мог этому поверить. Для меня это был настоящий шок.
— Но они и сейчас очень милые люди.
— Да, это верно, и мы здесь по-прежнему благоговеем перед ними. Но вы бы видели их в то время, сэр!
— Возможно, Эдвард Палинод не имел деловой хватки отца?
— Да, — коротко ответил мистер Джеймс. — Возможно.
Наступило тягостное молчание.
— Мисс Джессика призналась мне, что получает в неделю меньше фунта, — заговорил Кампьен.
— Мисс Джессика! — Он всплеснул руками, но лицо его тут же приняло каменное выражение. — Я не вправе обсуждать этот вопрос.