Срочно, секретно...
Шрифт:
«Если не мост, то что же? — в который раз спрашивал он себя. И вдруг осенило: — Туннель!»
Прерывая затянувшуюся паузу, командир обратился к Шэну:
— А что ты можешь сообщить о туннеле через хребет Лаоелин?
— У этого туннеля сторожевых- постов не заметил, — немного подумав, не очень уверенно ответил Шэн.
— Так что же, выходит, туннель совсем без всякого надзора? — недоверчиво покачал головой командир. — Быть такого не может!
— Почему же без всякого? — возразил Шэн. — Примерно метрах в пятистах от выхода из туннеля, если ехать в сторону Ванцина, у будки путевого сторожа я видел маньчжурского солдата из войск охраны.
—
— Трудно, но можно. Особенно если ночью.
В живых черных глазах командира мелькнула озабоченность.
— Возьмешься провести группу? — спросил он.
— Отчего же не взяться? — ответил Шэн. — Возьмусь!
Шэн вышел из командирской землянки под низкое пасмурное небо. Где-то вдали, на горизонте, широкой сине-лиловой полосой бесшумно низвергался ливень. «Дождь. Это хорошо, что дождь...» — мельком подумал он.
Неподалеку от железнодорожной насыпи сиротлива ржавел вросший в землю остов перевернутого думкара. Шэн Чжи ползком подобрался к нему и осторожно раздвинул бурьян. Слева под многометровым навесом изъеденных трещинами скальных пород чернел вдалеке вход в туннель. Справа, в какой-нибудь сотне шагов от Шэна, за пустырем, загроможденным высокими, в рост человека, штабелями шпал и снегозадерживающих щитов, ютилась глинобитная будка путевого сторожа. На облупившейся, в ржавых потеках железной крыше там и сям виднелись латки из кусков фанеры. Над короткой трубой жидкой струйкой завивался дымок.
Шэн смотрел на этот прямо-таки мирный дымок и с грустью думал о той оставшейся в прошлом поре, когда вот в такой уединенной сторожке можно было переждать непогоду, а если промок, обсушиться у теплого очага, коротая время за чашечкой чая в неторопливой беседе с хозяином, стосковавшимся по общению с редкими здесь гостями.
А теперь?
С приходом японцев порядки на железных дорогах Маньчжурии круто переменились: путевые обходчики и стрелочники из вольнонаемных получили расчет, а в их жилищах расквартировались солдаты из охранных войск Маньчжоу-Го.
Огибая по широкой дуге цепь изрезанных ущельями гор, насыпь железной дороги скрывалась из вида за выступом словно накренившегося набок утеса.
Шэн снова внимательно оглядел весь участок пути от утеса до входа в туннель. Больше всего его беспокоила будка.
«Сколько там внутри солдат?» — терялся он в догадках. Для того чтобы установить это, нужно было дождаться смены караула. И Шэн терпеливо ждал.
Минут через двадцать вдалеке, с обратной стороны туннеля, раздался паровозный гудок. На протяжный, густой зов его из будки вышел долговязый пожилой стражник. Мятым желтым флажком он помахал, давая понять машинисту вырвавшегося из туннеля товарняка, что все в порядке, и, сладко потянувшись, не спеша удалился в будку. Мимо нее, не замедляя хода, прогромыхал пассажирский поезд.
До полных сумерек оставалось, пожалуй, не больше часа, когда послышался лязг колес, а уж потом из-за выступа утеса вывернулась сама дрезина. Всполошенные раскатистым эхом над горами, закружились птицы, угнездившиеся было на ночевку в глубине многочисленных расселин.
Шэн не спускал глаз с дрезины, а она, в стремительном беге пересчитывая рельсовые стыки, неохотно, с визгом сбавляла скорость.
«Четверо», — отметил про себя Шэн, когда дрезина затормозила прямо против будки. Три маньчжоугоских солдата в серых стеганых балахонах, у каждого за плечом длинноствольная трехлинейка с примкнутым
Церемониал смены караула Шэна нисколько не интересовал. То, что ему было приказано выяснить, он выяснил.
«Время не ждет», — напомнил себе Шэн и, в последний раз ощупав цепким взглядом местность вдоль железнодорожного полотна, будку и трех вышедших из нее для сдачи смены караульных, гуськом трусящих к дрезине, бесшумно и легко, как ящерица, ползком выскользнул из укрытия.
Обратная дорога. Она вела через кустарник к скалистому берегу речки, в которой шипела и пенилась свергающаяся с уступа на уступ яростная вода; далее через усеянное камнями плато к зарослям гаоляна; а после к узкой лощине, зажатой между грядами мелкосопочника, густо покрытого дубняком. В лощине Шэна ждал товарищ Сун, а с ним четверо друзей-партизан.
Отдышавшись, Шэн доложил командиру:
— Подойти незаметно к выходу из туннеля труда не составит. В будке путевого обходчика — сторожевой пост. Охраняют трое. Выходят поодиночке, когда нужно встретить поезд.
— Слышали? — спросил командир, обращаясь сразу ко всей группе. Распустив тесемки вещевого мешка, он вытащил из него самодельную ракетницу со стволом из обрезка бамбуковой палки. — Возьми! — протянул ракетницу Шэну. — Проведешь нас к месту предстоящей операции, а сам пройдешь километра три в сторону Муданьцзяна. Когда подойдет бронепоезд — выпустишь ракету.
— А после этого? — осведомился Шэн.
— После этого? — переспросил Сун. — Как подашь сигнал, не мешкая возвращайся в лагерь. Остальное — не твоя забота.
Он обвел пристальным взглядом партизан, полукругом сидевших на корточках. Застегнув куртку на все пуговицы, спросил:
— Помните, что каждый из вас должен делать?
ЧЕЛОВЕК-НЕВИДИМКА
Майор Лемке занимал отдельный номер на бельэтаже гостиницы «Виктория» — самой фешенебельной в Харбине. Это было солидное каменное здание, выходившее лепным фасадом на привокзальную площадь. Ровесница КВЖД, гостиница «Виктория» была воздвигнута по проекту русских архитекторов незадолго до войны России с Японией и отвечала самым взыскательным европейским стандартам. Но Дальний Восток — это все-таки не Европа, и сообразно с дальневосточными условиями окна в номере доходили до пола — их в случае надобности можно было заменить легким бамбуковым жалюзи, которое в жару затеняло помещение от солнца и одновременно свободно пропускало свежий воздух. Широкая кровать была защищена от мошки пологом из белой, тонкой, как паутина, газовой материи, прикрепленным к металлическому каркасу.
И Лемке, которому предстояла наутро поездка в Аньду, с удовольствием подумалось об удобной постели, где перед дальней дорогой можно отлично выспаться.
Как только стемнело, он опустил до самого пола жалюзи, запер дверь на ключ, забрался в постель и, задернув москитную сетку, натянул на себя полотняное покрывало.
Заснул майор быстро. Ни многоголосый стрекот цикад, концертировавших в сквере под окнами, ни гудки паровозов, перекликавшихся на станционных путях, ни громкая песня постояльца из соседнего номера, вернувшегося в гостиницу за полночь и навеселе, не могли вырвать его из нежных объятий Морфея. Часу во втором ночи мимо «Виктории» пронесся какой-то мотоциклист. Треск, напоминающий автоматную очередь, прошил ночную тишину.